Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мистер Барри открыл рот, намереваясь решительно отказаться.
Бутылка зловеще засвистела.
Эмили Ли прикусила губу, чтобы не рассмеяться и всё не испортить.
Бутылка бочком, бочком начала перепрыгивать, подвигаясь ближе и ближе к мистеру Барри, пока тот, обливаясь потом, не сдался:
– Ну, хорошо! Сделаю, как вы говорите, мистер Флаэрти, но больше от меня заказов не ждите! И эля я вам на дорожку не налью!
– Вот за это – премного благодарен, – искренне ответил Киллиан.
Формальности заняли час, не более. Мистер Барри, пользуясь неточностью в договоре, пытался расплатиться то ношеной шубой, то мелкими медными монетами, пока наконец не сунул, раздосадованный, пять фунтов в мешочке и не выпроводил гостя за порог. Эмили Ли догнала Киллиана и вручила ему пузатую фляжку.
– Тут морс, – шепнула и, увидев выражение лица Киллиана, рассмеялась: – Настоящий. Он вкусный, правда. А вы правда на меня не в обиде?
– Да не за что обижаться, – хмыкнул Киллиан. – В первый раз меня, что ли, убить пытаются? Я бы сам себя в такой ситуации попытался убить, честное слово. К тому же Айвор забрал что-то ценное из той шкатулки, да? Монеты мы наверняка продадим, учитывая аппетиты Айвора, их на два-три месяца хватит… А что за медальон был?
– Я не разглядела толком, – призналась Эмили Ли. – Там на крышке, кажется, тисовая веточка была выгравирована, а замок не открывался. Ваш компаньон сказал, что это ему будет полезно… Ой, давайте, я вас до конца улицы провожу? Раз уж вышла.
– А Дерри не будет ревновать?
– Обязательно будет, – улыбнулась она. – В этом и смысл.
– Жена-колдунья – страшное дело, – пошутил Киллиан, щурясь от яркого солнца.
– Страшнее компаньона-фейри?
– В моём личном списке самых «страшных дел», мисс Барри, Айвор всегда на первом месте. О чём бы ни шла речь.
Эмили Ли снова рассмеялась, и ей вторил смех фейри.
Судя по интонациям, комплимент Айвор оценил, но на излечение похмелья именно сегодня Киллиану рассчитывать не стоило…
Айвор частенько посмеивался над компаньоном и попрекал его мягкосердечием. Киллиан и вправду мог ввязаться в сложное расследование, а платы потом не взять, особенно если о помощи просила девица; револьвер он хотя и таскал с собой, но стрелял чаще в воздух, да и вообще больше полагался на красноречивость и обаятельность, чем на силу.
– Ты, любезный мой друг, слишком хорошего мнения о людях, – умудрённо изрекал фейри время от времени, как правило, после объяснения с очередным прижимистым клиентом или скандальным адвокатом клиента. Простого магического трюка вроде оживших теней в углу или зловещего хохотка из-под пола обычно хватало, чтобы вразумить корыстолюбца, но Айвор всё равно ударялся в мрачные умствования. – Думаешь, каждый будет тебе благодарен за хорошее отношение? А вот и нет. Иной ещё подумает про себя: «Здорово я нагрел этого идиота, а!» Это если человек хоть на десятую часть порядочный попадётся. А кто половчее, тот попробует снова воспользоваться твоей добротой, принимая её за глупость. Иногда нужно показывать зубы.
Нив, если ей случалось застать такую тираду, обычно на этом моменте важно кивала – и демонстрировала воистину роскошный оскал.
– А если всё время показывать зубы, то можно случайно укусить ни в чём не повинного человека, – упрямо возражал Киллиан. Айвор улыбался ему ласково, как наивному ребёнку, и говорил:
– Вот на то, драгоценный мой, тебе и дана смекалка. Смотри внимательно и думай. Ты мальчик умный, так что отличить негодяя от честного человека в беде тебе вполне по силам. А изначально относиться по-доброму к каждому встречному… однажды это может стоить тебе жизни.
Подобные разговоры повторялись от случая к случаю, но Киллиан никогда не думал, что когда-нибудь слова Айвора сбудутся почти буквально.
Стоял дождливый летний день – не слишком холодный, но с таким промозглым ветром, что умный человек и носа на улицу не высунет. Киллиан считал себя человеком, безусловно, умным, а потому надеялся до самого вечера просидеть дома, за хорошей книгой. Или за игрой в карты с Айвором – если он, конечно, согласится.
Увы, надеждам этим не суждено было сбыться.
Нив, пребывавшая по случаю мокрой погоды в распрекрасном настроении, решила побаловать домашних на ужин чем-нибудь особенным. Отлучившись на час, она вернулась с огромной корзиной, доверху наполненной самыми чудовищными дарами моря, какие только можно представить – от страшноватых розовых рыб с выпученными глазами до бурых водорослей, пахнущих йодом. Полюбовавшись на это роскошество, Айвор неожиданно вспомнил о неких совершенно неотложных делах и выскользнул через чёрный ход. Киллиан стоически перетерпел наплыв ароматов с кухни – свежевыпотрошенной рыбы, поджаренных водорослей, перетёртого лука и чеснока, но когда понял, что ему вот-вот поручат разделывание ещё трепещущих морских угрей, то решил, подобно компаньону, спасаться бегством. Нив недовольно постучала по полу каблуком, как копытом, однако смилостивилась и отпустила хозяина-лентяя на прогулку.
Киллиан накинул плащ, влез в сапоги и выскочил на улицу.
Навещать недоброй памяти дядюшку О’Рейли было рискованно – он ещё в прошлый раз намекал, что хотел бы познакомить племянника с некоей великовозрастной девицей на выданье, дочерью своего сослуживца. Мстил, не иначе, потому что единственным достоинством «невесты» значилось приданное, долженствующее искупить и хмурый нрав, и кривой глаз, и привычку поколачивать недостаточно галантных «женихов». Киллиан справедливо полагал, что он ещё слишком молод, чтоб покончить с холостяцкой жизнью.
– Ну и погодка, – пробормотал он, спускаясь от Рыночной площади вниз по улице. – И ведь даже в гости ни к кому не навяжешься, хоть в паб к мистеру Барри стучись.
Некоторое время Киллиан всерьёз обдумывал эту возможность – Эмили Ли наверняка была бы рада его повидать, да и Джон с Анной тоже. Зато Лизбет точно бы в кружку с пивом плюнула… Размышляя так, он сам не заметил, как добрался до парка. Дождь по-прежнему лениво накрапывал, ветер норовил запустить холодные пальцы под шерстяной плащ, а редкие прохожие на другой стороне улицы в густом тумане скорее напоминали призраков, нежели живых людей. И поэтому, когда одна из этих мрачных теней вдруг кинулась к Киллиану, вздымая руки, то он едва не сиганул в канаву.
Тень вцепилась в его рукав скрюченными пальцами и хрипло выдохнула:
– Помоги!
– Что случилось… мэм?
Киллиан даже не сразу разобрал, кто с ним говорит, мужчина или женщина. И лишь когда ветер откинул с лица просителя чёрный капюшон, стало ясно – это старуха-горбунья, древняя, как холмы Эрин. Желтоватое лицо напоминало рыхлый комочек бумаги, изрезанный глубокими складками; запавшие глаза словно покрывал восковой налёт; губы старость превратила в две узкие растрескавшиеся полоски в синеватых прожилках. И потому особенно жутко выглядели зубы – белые, ровные, как у молодой красавицы.