– Возьмите. Доставьте себе удовольствие. Отведите душу.

Садима взглянула на витрину, на кочергу, на лорда. Он, наверное, думает, что она не посмеет поймать его на слове. И в целом его план сработал: злость улетучилась.

Садима еще раз взглянула на довольную улыбку невозмутимого юноши.

И со всей силы ударила кочергой наотмашь. Со звоном посыпались осколки стекла и обезглавленные звери.

Лорд Хендерсон захлопал в ладоши. Его нисколько не смутили ни гнев девушки, ни разорение витрины. Напротив, Садима, вымещающая злость на шкафах, занимала его куда больше, чем Садима, потчующая его «милордами», глядя под ноги.

Садима снова махнула кочергой, и брызги стекла смешались с брызгами смеха. Она упивалась весельем погрома. Под ее ударами вспыхивали сияющие фонтаны осколков, звонко струившихся затем на пол.

Когда она кончила, от витрины остались лишь деревянный скелет и ковер прозрачной крошки – словно иней на паркете.

– Вам уже лучше, верно? – спросил лорд Хендерсон.

Садима резко развернулась – растрепанная, запыхавшаяся, сжимая кочергу обеими руками и глядя на него недобро.

– Ах нет? Хорошо, – сказал лорд, отступая. – Этого, должно быть, не хватило? В таком случае…

Он снова взял Садиму за руку, и они бегом помчались куда-то в глубины замка. И оказались в огромной, совершенно пустой бальной зале.

– Сюда, сюда, – приговаривал лорд Хендерсон, заранее радуясь своей выдумке.

Они подошли к огромному гобелену. Лорд показал Садиме выбившуюся ниточку в правом углу.

Садима положила кочергу. И тихонько потянула за нитку. Подрагивая мелко и весело, нижний ряд стал распускаться под ее пальцами. Садима ликовала. Намотав нитку на палец, она побежала к другому концу гобелена, а за ней тянулся длинный нитяной шлейф. Она рассмеялась.

Лорд Хендерсон исчез. Садима даже не заметила этого. Распуская гобелен, она бегала из стороны в сторону не меньше часа. Она позабыла свой гнев, чувствуя, как приятно дрожит зажатая в ладони нить. Дикая радость запретного бушевала в ней. Возбуждение от того, что она разрушает что-то невероятно ценное. Но главное удовольствие ей доставляла мысль, что она уничтожает месяцы труда в заточении. За считаные минуты безумного радостного бега она губила долгие старания запертых в четырех стенах женщин, закованных в цепи своего ткацкого ремесла.

Гора ниток у ее ног все росла. Рисунок гобелена распадался. Единороги, львы с бесхитростными мордами, дамы из далеких времен лишились ног. У самой Садимы ноги тоже подкашивались от усталости. Она упала в гору ниток как в стог сена, закрыла глаза и уснула.

Когда Садима проснулась в огромной и безмолвной бальной зале, солнце уже садилось. Поднявшись, она первым делом схватилась за кочергу.

Лорд Хендерсон ждал ее за ужином.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

– Хорошо, милорд.

– Зовите меня Адрианом. Вы, должно быть, голодны. Так что прошу к столу.

Садима села, держась прямо и упрямо. Он улыбнулся ей.

– Гобелен был ужасен. Я рад от него избавиться.

Садима не отвечала. Лорд Хендерсон, не отчаиваясь, продолжал попытки завязать разговор:

– К слову сказать, не знаю, что мне делать с этой бальной залой… Не думаю, что она мне когда-нибудь пригодится.

Садима все молчала. И держалась на отдалении: ладони замкнуты, колени сомкнуты, лицо закрытое, стопы вовнутрь, рот на замке. Лорд охотно продолжил:

– Однажды, чтобы успокоить нервы, я распорол с десяток подушек. Повсюду летали перья, было красиво.

– Я верю, милорд.

Адриан стиснул в руке вилку.

– Мне пришел на ум еще один способ побороть гнев, – сказал он. – Дерну-ка я скатерть и посмотрю: вдруг удастся вытащить ее, не уронив ни блюд, ни тарелок.

Садима в растерянности подняла на него глаза. Он холодно рассмеялся.

– Я пошутил! Не настолько уж я раздражен. Совсем даже нет. Как бы ни упорствовали вы в этих ваших «милордах».

Он снова напустил на себя безразличие. Участие сменилось вызовом. Положив локти на стол, он подался вперед:

– Вас пугает мой замок?

Садима искоса глянула на кочергу, которую пристроила под стулом.

– Нет, – ответила она, – а что, мне стоит его опасаться?

– В таком случае, думаю, вы созрели для второго испытания, – заявил лорд Хендерсон, не ответив на вопрос.

Садима положила вилку.

– На этот раз нужно всего лишь провести ночь в подвале, – сказал он.

– В подвале?

Знаком он пригласил ее идти за ним. Садима взяла кочергу.

Они спустились в подполье. Лабиринт коридоров и узкие каморки. В одних хранилось вино. Другие стояли пустыми, с паутиной на голых кирпичных стенах.

От них веяло духом темниц и средневековых «каменных мешков». И еще сильнее, чем наверху, казалось, будто стены пропитаны тягостными воспоминаниями.

И вот здесь, в этом мрачном подземелье, лорд Хендерсон распорядился поставить прекрасную кровать с горой пуховых одеял. На пыльных плитах пола покоился персидский ковер. Канделябр со свечами на ночном столике тщетно силился развеять мрак.

Лорд Хендерсон посмотрел на Садиму. Холодность его чуть подтаяла. На лице мелькнула усталость.

– Всего одну ночь, – сказал он тихо, словно извиняясь.

Садима повела плечом, будто для нее это был пустяк, а не испытание.

Дождавшись, когда останется одна, она призналась себе, что ей страшно. Тишина, что обволакивала ее, была до того плотная, что от малейшего шороха сердце ухало в груди. Садима приблизилась к скудному облачку света, но его было слишком мало, чтобы осветить ее всю. Ноги, спина остались в темноте. Чтобы тени не дотрагивались до нее, она села на кровать и укуталась в одеяла. Ей не стало уютнее. Здесь не было счастливого покоя, какой она чувствовала на вершине той матрасной горы.

Всю ночь она будет дрожать от разных шорохов. Дурацкое испытание. Ребячество: такое дети делают на спор, чтобы потом хвалиться. Но Садима выросла из подобных забав. Она не пойдет на поводу у сумасбродного лорда, не станет потакать его прихотям и капризам. Она отбросила одеяло и встала.

Вооружившись неизменной кочергой, она прошла коридор и стала подниматься по лестнице. Не отдавая себе в этом отчета, двигалась она бесшумно, будто хотела скрыть ото всех, что сбегает в самом начале испытания.

На середине лестницы она замерла, услышав голоса.

– …Опасно… – бубнил плохо различимый шепот дворецкого.

– Ей это по плечу, – ответил лорд Хендерсон. – Она не такая, как все, я чувствую.

Дворецкий пробормотал что-то в ответ, но она не разобрала слов.

– Бросьте, Филип. Что ей грозит, кроме испуга?

И снова глухой ответ дворецкого.

– Нет, точно нет, – сказал лорд Хендерсон. – То есть… Нет, не думаю. Боже! Всего-то ночь. Увидим.

Садима сжала кочергу. Ах так! Да, они увидят, это уж точно!

Прекрасно сознавая, что в конце концов играет