— А если бренди заинтересует кого-нибудь другого?

— Совершенно исключено. Да и как вы вообще себе это представляете? Адъютант встает со своего места и нагло роется в личном баре фюрера?

— Тем не менее необходимо просчитать все варианты.

— Они уже просчитаны, — беззаботно махнул рукой полковник. — Бутылка в любом случае взорвется, когда самолет будет находиться в воздухе. Если кто-нибудь вдруг попытается ее откупорить, взрывной механизм сработает немедленно. Главное, чтобы бомба благополучно попала на борт.

Фридрих с интересом глядел на безобидную с виду бутылку чудесного бренди.

— А вы уверены в своем лейтенанте? — немного поразмыслив, спросил он. — Парень в ответственный момент не подведет?..

— В нем я уверен так же, как и в вас, господа, — незамедлительно ответил фон Штауффенберг. — Думаю, нас ждет успех. Осталось лишь еще чуть-чуть подождать, максимум неделю.

— Неделя — большой срок, — поморщился Гизевиус, затушив пальцами огарок ближайшей свечи. — Может произойти что угодно...

— Но мы все-таки подождем, — добавил отец Альфред, — и да поможет нам в нашем деле Господь Бог...

«Аминь», — мысленно произнес Фридрих.

Что ж, поживем — увидим.

И ждать-то оставалось всего ничего, какую-то неделю...

Карелу удалось немного поспать, хотя и заснул он почти под самое утро.

Ему даже сон приснился.

Странный, надо сказать, сон, такой, что ни к чему на трезвую голову и не привяжешь.

Ведь обычно как бывает? О чем накануне размышлял, то тебе и приснилось. А тут... полный шизофренический бред. И главное, не пил ведь ничего, лишь в забегаловке немного посидел.

А приснилась майору пустыня. Огромная. От горизонта до горизонта тысячи тонн песка и конечно же барханы. Волнистые и высокие, словно горбы верблюда. В небе кружила какая-то птица. Он точно помнил: если стервятник, то предзнаменование — хуже не придумаешь. Еще там было зеленое дерево. Зеленое дерево в пустыне! Нелепость. Но сны тем и славятся, что ни хрена в них наутро толком не поймешь.

У дерева стояла женщина, высокая, стройная, в белой необычного покроя одежде. Стояла спиной к майору, и длинные черные волосы развевал налетающий с барханов порывистый ветер. Солнце пылало высоко, но ветер почему-то был прохладный. Еще один парадокс на несколько минут возникшего во сне пустынного мира.

Хотя женщина и стояла к Карелу спиной, он был твердо уверен, что она ему незнакома.

Во сне он шел и шел вперед, стараясь приблизиться к странной фигуре невдалеке, но ноги по колено увязали в песке, и что-то пыталось удержать его снизу, не пуская к необычайно яркому, сочащемуся зеленью дереву. А потом его окончательно затянуло в песок, и, когда горячие крупинки устремились в рот, майор проснулся.

Сон не был кошмаром. Подсознание о чем-то предупреждало или, скорее, подсказывало какой-то выход. Удивительная картинка четко запечатлелась в памяти, словно он действительно там был.

А ведь наутро ночные видения трудно вспомнить. Что же это было? Кто пытался достучаться до него? Бесполезно ломать голову...

Встав с кровати, Карел изумленно уставился на царящий в комнате беспорядок. Ах да, ведь вчера ночью он вызывал оказавшегося чересчур болтливым потустороннего гостя.

Майор использовал запрещенную в Шестнадцатом отделе магию. Но что ему с сегодняшнего дня запреты, плевал он на них.

У старого, протертого в нескольких местах кресла стояла изящная резная трость с позолоченной ручкой. Значит, ночной гость ему не привиделся.

— Забавно, — тихо произнес Карел, после чего отправился в ванную, дабы сбрить ненавистную трехдневную щетину.

Как там писал один французский летчик? Умылся, побрился, прибрал на своей планете — и гуляй себе смело.

Что ж, сегодня майор будет искать Риту, ну а планета... планета может подождать.

Уж слишком загажена.

Психиатрическая клиника № 18 находилась на окраине Москвы.

Карел добирался до нужного места около часа. У него в кармане лежали документы офицера НКВД, поэтому пропустить его должны были без особых проблем.

Интересно, кто слил Ворону эту информацию? И главное — зачем? Болтливых в разведке, понятно, не держали, а если такие и были, то в основном для целенаправленной дезинформации.

Возможно, майор шел сейчас по ложному следу.

У самой больницы его ждал небольшой сюрприз: территория клиники тщательно охранялась. У ворот дежурили дюжие хлопцы в военной форме без знаков отличия. Вывеска гласила «Объект Б-9».

Вот это самое «Б-9» Карелу очень не понравилось, но отступать было поздно, да и незачем.

Документы не вызвали у охраны никаких вопросов, однако пускать майора на территорию больницы не спешили.

— Какова цель вашего визита? — сухо спросил мордатый верзила, возвращая Карелу корочку.

«Однако», — ошеломленно подумал майор, наивно полагая, что документа энкавэдэшника будет достаточно.

Лицо Карела посуровело.

— Не вашего ума дело! — резко ответил он, внимательно следя за реакцией охранников.

Но те лишь молча переглянулись и, открыв ворота, так же молча пропустили майора на территорию объекта.

Внутренний дворик больницы был довольно мил, хотя возможно, что так он выглядел благодаря чистому снегу, выпавшему за ночь. Лишь неширокая протоптанная дорожка, ведущая к главному входу, грубо нарушала сверкающее на солнце белое великолепие.

Карел решительно направился к трехэтажному особняку с изящными колоннами и широкой открытой верандой.

У входных дверей висела еще одна табличка, на этот раз историческая. Прочитав ее, майор узнал, что до семнадцатого года в этом здании располагался институт благородных девиц.

Историческое глумление налицо. До революции здесь готовили изысканных барышень, а после известных событий открыли психушку.

Новый общественный порядок пожирал старый. Аллегория казалась весьма символичной.

Карел вошел. Перед ним тут же возникла невысокая хмурая женщина в белом халате, очень, судя по всему, недовольная его внезапным вторжением.

Майор поспешно показал документы, и женщина частично оттаяла.

— Так кого вы здесь ищете?

— Родственницу, — спокойно соврал разведчик. — Риту Говорову. Она поступила к вам недавно, возможно в начале этой недели.

— Пройдемте в ординаторскую. Майор кивнул, последовав за врачом.

Он сразу же обратил внимание на окружающую пустоту. Минимум мебели, максимум открытого пространства.

Все углы внутри здания закруглены. И ни души — ни больных, ни медперсонала.