Существуют возможности установить принадлежность сторонников Мстиславичей, в том числе Петрилы Микульчича. Летописный перечень новгородских посадников указывает его генеалогические связи: «Микула, сына его два: Петр, Костянтин»[114]. Посадник Микула в самом летописном рассказе не упомянут, поскольку его деятельность относится ко времени до 1117 г., т. е. даты, ранее которой сведения о новгородских посадниках в летописи отсутствуют. Петрила Микульчич посадничал с начала 1131 г. до 1134 г. Костянтин Микульчич избран в феврале 1136 г., оставался на должности до побега из Новгорода 7 марта 1137 г.; повторно он посадничал с 1146 г. до своей смерти зимой 1147/48 г.

Это боярское гнездо проявляется в серии берестяных грамот Неревского раскопа. На неревской усадьбе «Д» в слое, датируемом концом XI – серединой 10-х гг. XII в., была найдена грамота № 109, адресованная Микуле (рис. 22). В ней некий Жизномир сообщает о том, что купленная при его содействии в Пскове рабыня, уже перепроданная Микулой кому-то, оказалась украденной у княгини, по поводу чего Жизномир начинает следствие[115]. На той же усадьбе в слоях середины 10-х – середины 30-х гг. XII в. обнаружена грамота № 336, написанная Петром и адресованная Влъчку[116]; упоминаемый в ней Рожнет фигурирует в летописи под 1135 г. как инициатор строительства церкви Николы на Яковлеве улице Неревского конца[117]. К тому же стратиграфическому уровню, но на усадьбе «И» относится грамота № 241, написанная Коснятином и адресованная Ждану[118]. Обе последние грамоты имеют характер денежных внутрихозяйственных распоряжений иными словами их авторы обладали правом давать указания жившим на неревских усадьбах «Д» и «И» адресатам. Усадьбы «Д» и «И» расположены на перекрестке Великой и Козмодемьянской улиц.

Рис. 22. Берестяная грамота № 109

Если неревлянам Даньславу и Ноздрьче противостоит Ставр, то соперником неревлянина Костянтина Микульчича оказывается Иванко Павлович, сын которого Судила враждебен также и прусскому боярину Якуну Мирославичу, но состоит в политическом единстве с Нежатой. Очевидно, что эта группа не принадлежит ни к Неревскому концу, ни к Прусской улице. В развитие такого наблюдения следует обратиться к комплексу ранних берестяных грамот Троицкого раскопа, т. е. к документам Людина конца.

Рис. 23. Берестяная грамота № 586

В грамоте № 586, найденной в слое начала 80-х гг. XI в. – конца 20-х гг. XII в., оба упомянутых в ее тексте имени вполне соответствуют ожиданиям: «Отъ Нежате вишнъ, и вина, и гароусъ, и моу-коу, кожоухъ Иванъ, и сковородоу»[119] (рис. 23). В грамоте № 633, найденной в слое второй половины 10-х – начала 40-х гг. XII в., снова фигурирует Иван в весьма определенном, вопреки фрагментарности документа, контексте: «.берь(ко)вьскь, ськыроу Городкоу. А Иване вьде»[120]. Трудно отделаться от впечатления, что обе эти грамоты касаются сборов снаряжения для военного похода, в котором требуются и провизия, и медикаменты (вишня, уксус – «гарус»), и соль, измеряемая берковцами, и сковорода, и шуба, и, разумеется, топор («ськыра»). Но если «Иване вьде», то предводитель военного похода Иван в пределах стратиграфически обозначенного времени хорошо известен: посадник Иванко Павлович возглавлял вместе с князем Всеволодом Мстиславичем роковой для него поход на Суздаль в январе 1135 г.[121]

Нежата представлен не только грамотой № 586. Это имя фигурирует еще в двух текстах, найденных на Троицком раскопе. Один из них (грамота № 644) обнаружен в слое 10—20-х гг. XII в., другой (грамота № 635) – в слое конца 20-х – середины 40-х гг. XII в.[122] Грамота № 644 написана Нежкой, адресована Завиду, которого она осыпает упреками, заявляя, что не будет считать себя сестрой ему и Нежате, если не будет наконец выполнен ее ювелирный заказ. На первый взгляд, Завида и Нежату можно было бы принять за мастеров-ювелиров, однако более основательным представляется предположение, что Завид как господин над вотчинными ремесленниками лишь принимает поручение своей сестры для исполнения подчиненными ему людьми.

Справедливость высказанных наблюдений подтверждает дальнейшая судьба новгородского посадничества. Как уже отмечено, избрание в посадники Судилы Иванковича сопровождалось приглашением на новгородский стол суздальского князя Ростислава Юрьевича. Однако это приглашение не носило характера общего новгородского волеизъявления, а было предпринято вернувшимися из Суздаля Судилой, Нежатой, Страшком. Еще до бегства Святослава Ольговича и Якуна Мирославича новгородцы отправили в Киев к князю Всеволоду Ольговичу посольство «лепьших людии» с епископом Нифонтом во главе добиваться в князья только Святополка Мстиславича – брата Всеволода и Изяслава. Требование было сформулировано предельно жестко: «не хочем сына твоего, ни брата, ни племени вашего, но хочем племени Володимеря». Не желая уступать, Всеволод «новгородци держа зиму и лето и с епископом». Пока посольство упиралось в своих требованиях и «седеша новгородци бес князя 9 месяц», они «не стерпяче безо князя седити: ни жито к ним не идяше ни откуду же» и позвали из Суздаля Судилу и других бояр вместе с Ростиславом Юрьевичем. Тем временем посольство в Киеве добилось своего, Всеволод принял новгородские требования «и въда им Святопълка и-своею руку». В этом рассказе легко угадать неревское руководство новгородским посольством в Киеве, так как именно неревские бояре последовательно выражали свою приверженность Мстиславичам.[123]