И тут Бернадот допустил ещё одну оплошность. Вместо того чтобы подействовать на полицию, чтобы она разогнала толпу, он сам вышел на улицу — по свидетельству очевидцев, "в голубом вышитом золотом мундире, с вышитыми золотом же ножнами, при сабле и в шляпе с золотым кантом, украшенной плюмажем" — и стал по-французски, "с республиканской энергией", как он потом написал Талейрану, выкрикивать угрозы в адрес собравшихся. Австрийцы не понимали языка, но уяснили, что им громко угрожали, и это ещё более враждебно настроило их против посла и его людей. Время было примерно половина девятого, и полиция снова посоветовала послу спустить флаг, но это не возымело на него никакого действия. Он заявил, что будет защищать триколор до последней капли крови. Талейран мог быть довольным своим послом! А. Палмер утверждает, что в этот злополучный вечер посол хорошенько выпил, но против этого предположения резко выступает Хёйер, утверждающий, что это не соответствовало истине. Посол был трезв как стёклышко, он просто был возбуждён.

Камни из толпы летели теперь градом. Вернувшись с улицы, Бернадот сочинил ноту Тугуту, в которой обвинял полицию в бездеятельности и требовал примерного наказания виновных. Ноту в МИД повёз адъютант Морэн. Тугут устно пообещал Морэну принять меры, но прошло не менее часа, пока не появились солдаты, но и они ничего не предпринимали, потому что их было слишком мало. Летели камни, звенели разбитые стёкла, а самые возбуждённые преодолели ограду и стали карабкаться на балкон. Какой-то отчаянный венский Гаврош сумел ухватиться за древко и спустить флаг. Толпа подхватила его и в триумфальном шествии понесла на площадь Шотценплатц. Там толпа встретила карету князя Коллоредо, остановила её и, вырвав у сопровождавших её скороходов факелы, подожгла ненавистный французский триколор. Удовлетворив таким способом свою месть Франции, венцы пошли к императорскому дворцу и выразили свои верноподданнические чувства. От дворца отделился гвардейский офицер и подобрал остатки флага.

Полиция, чтобы излишне не раздражать народ, действовала осторожно и мягко, ограничившись лишь выставлением вокруг посольства Франции жидкой цепочки своих людей. Такое отношение было воспринято толпой по-своему: она проникла на территорию сада посольства, разбила окна, сломала двери, ворвалась внутрь здания и стала крушить мебель и прочую обстановку. Некоторым удалось войти в гараж и разломать экипажи Бернадота и секретаря Годэна. Дело начинало принимать дурной оборот.

Бернадот отправил в МИД Австрии вторую ноту протеста и обвинил власти в фактическом потворстве бесчинствам разбушевавшейся толпы. Он также потребовал выдать ему паспорт, потому что больше не может оставаться на своём посту — по крайней мере, до тех пор, пока австрийские власти не накажут зачинщиков всех безобразий. Бернадот требовал теперь от Тугута немедленного и категоричного ответа. Ноту повёз личный секретарь посла Феррагю, но по дороге его избили, и конверт с документом пришлось везти французскому врачу Франценбергу, который ещё встретится нам на страницах этой книги.

Пока составлялась нота, слуги Бернадота, находившиеся на первом этаже, дали по толпе залп из пистолетов и легко ранили одного из смутьянов. Толпа на минуту отхлынула назад, но возвратилась снова и стала атаковать покои самого посла. Бернадот со своими офицерами обнажили сабли и собирались дорого продать свои жизни.

Около 23.00 Бернадот принялся за составление третьей ноты Тугуту, в которой указал, что погром посольства продолжался уже около 5 часов, а власти ничего не предприняли для его защиты и даже не ответили на его две предыдущие ноты. Он снова потребовал себе и секретарям паспорта. Половина помещений посольства в этот момент находились под контролем толпы, трижды пытавшейся штурмовать главную лестницу на второй этаж, и посол с сотрудниками удалился в заднюю часть дома и ожидал, чем всё это кончится. Наконец прибыла кавалерия и быстро рассеяла толпу и очистила посольство от посторонних. По отчёту Бернадота в Париж, это случилось между 11 и 12 часами ночи. Лей написал в своём отчёте, что полный порядок был восстановлен к часу ночи. А. Блумберг справедливо полагает, что войска и полиция прибыли к месту событий подозрительно поздно.

После всего происшедшего в посольство Франции прибыл наконец барон фон Дегельман, кандидат в посланники Австрии во Французской республике, и от имени австрийского правительства выразил по поводу случившегося сожаление. Бернадот снова выразил протест по поводу пятичасового бездействия Тугута и в связи с тем, что министр не соизволил даже ответить на оба его послания. Дегельману оставалось только разводить руками, потому что никакими полномочиями он наделён не был, и просить француза не торопиться с отъездом. Установить виновных в бесчинствах очень трудно, говорил он, на это потребуется время, к тому же нужно принять во внимание обстоятельства…

Он уехал и в три часа утра 14 апреля появился снова — теперь уже с посланием от Тугута. Министр иностранных дел выражал сожаление по поводу произошедшего, обещал представить о нём императору подробный отчёт, тщательно расследовать обстоятельства нападения на посольство и со всей строгостью закона наказать виновных, но каких-либо конкретных шагов в этом направлении можно ждать только после того, как император будет обо всём подробно проинформирован. Всё это никоим образом не устраивало Бернадота, и он опять потребовал свои паспорта. Он не считал, что его отъезд из Вены будет означать разрыв с ней дипломатических отношений, и доложил потом об этом и Талейрану.

Убедившись, что от Тугута никакого удовлетворения получить невозможно, Бернадот предпринял необычный шаг и написал обо всём самому императору Францу. Письмо с жалобой на Тугута и полицию ранним утром 14 апреля повёз Жерар. В районе императорской резиденции Хофбург адъютант чуть было не попал под разъяренную толпу и был вынужден спасаться бегством и искать защиту у дворцовой стражи.

Ответ на письмо французского посла император поручил составить министру кабинета графу Коллоредо. Граф чуть ли не дословно повторил ноту Тугута о том, что распоряжение о наказании виновных должен дать император, который очень надеется, что Бернадот не уедет из Вены, и который по-прежнему весьма расположен к миру с Францией. К Бернадоту приехали также граф Дегельман и министр финансов Заурау, чтобы определить размер нанесённого зданию посольства ущерба, а министр полиции фон Перген издал прокламацию, в которой от имени императора и себя мягко пожурил хулиганов и обещал их наказать, если они и в следующий раз будут вести себя плохо. Эти обещания и слова по-прежнему никак не могли удовлетворить Бернадота, он расценил их как подстрекательство к новым действиям и продолжал настаивать на восстановлении на здании посольства французского флага и на немедленной выдаче ему паспорта. Несомненно, он не хотел упускать такого удобного предлога, чтобы поставить жирную точку на своей дипломатической карьере и уехать из Вены. Малешевскому паспорт уже выдали, и он поскакал в Париж докладывать о случившемся Талейрану. Впрочем, Бернадот ещё не знал, что австрийцам удастся задержать поляка и первым представить свою версию о событиях 13 апреля.

Вечером 14 апреля Дегельман выслал Бернадоту и его свите паспорта. Он порекомендовал французам назначить свой отъезд на раннее утро, чтобы лишний раз не возбуждать венцев. Не тут-то было! Бернадот покинул посольство на Валльнерштрассе в полдень 15 апреля с большой помпой в сопровождении большого эскорта кавалерии и при соблюдении всех правил церемониала и протокола. Перед отъездом здание посольства было окружено войсками, а за густой цепью военных колыхалась толпа возмущённых жителей столицы. На улице выезда Бернадота ждали группы аристократов, чтобы выразить ему своё сочувствие.