Ильича в Баку. Для старого больного человека, уже разучившегося самостоятельно ходить, говорить и понимать, такая поездка была героическим поступком. Его и приветствовали как героя: демонстрациями, флагами, ораториями в исполнении детского хора. Преданность и любовь всенародную демонстрировали не просто словом — всем видом, поскольку вербально, так сказать, уже не доходило. Для того застойно-маразматического времени — вполне понятно. Хоть, все равно, непристойно.

Ни фига ты, Илья Николаевич, в жизни не смыслишь. Не в данной конкретной жизни города Дита, а вообще, то есть — масс человеков. Чего это тебя вдруг с души поворотило? И лицо попроще сделай. Держись с достоинством и с почтением. Вон Иосафат пятится за порог, сейчас запнется, а Ивашка уже за бортом. Вынесло вертухая. Дверь аппетитно как давеча чавкнула. Закрылась.

— Примитив, — коротко отрекомендовал ушедших г-н Алмазов. — Теперь, когда они исчезли, можно и поговорить.

Илья еще раз попытался приподняться, но оставил — никчему в сущности. Г-н Алмазов, не обращая внимания на его возню, начал прохаживаться из угла в угол, обдумывая с чего начать, а ничего не придумав, предложил инициативу собеседнику:

— Ни о чем не хотите меня спросить?

— Это похищение? — выпалил Илья. Собеседник запнулся, озадаченно глянул на беспомощного человека:

— Поясните.

— Город Дит, стена, чудовища…  проявление — инсценировка? — Илья говорил все менее уверенно. — Эксперимент?

— Какой экс…  Ах, вот вы о чем! Сразу вас разочарую: никаких экспериментов и тем более инсценировок. Все так и есть — город Дит, со всеми вытекающими из него последствиями.

— Но это чудовищно, — Илья чуть не застонал. До сих пор в его душе теплился крохотный огонек надежды. — Если бы…  если…

Под взглядом г-на Алмазова огонек погас.

— Если, уважаемый Илья Николаевич, отпадают. Мы оказались в иной реальности. Как, никто не знает — физика-мистика. Ха-ха. Но причина в данном случае значения не имеет. Мы уже здесь, и каждый по мере сил и возможностей должен вживаться. От самого человека зависит, как он устроится.

— Я вот устроился, — пробормотал Илья. — Лучше не придумаешь.

— Для начала очень даже неплохо. Новички часто по незнанию нарушают какие-то местные уложения, и как следствие — наказание: от порицания до высшей меры.

— Я, представьте, считал, что тут у вас мораторий на смертную казнь.

— У нас, дорогой. У НАС. В нашей части города она, действительно, редкость, зато у соседей вполне обыденна.

— Как же они не вымерли до сих пор?

— Вымирают, поверьте на слово. В районе, именуемом Игнатовкой, численность населения в три раза меньше чем у нас, на острове — в пять. Но я пришел поговорить не об этом. Поверьте, у нас еще будет время, чтобы обсудить демографическую ситуацию в городе. Меня другое интересует, — г-н Алмазов уже не расхаживал. Встал против Ильи и ласково, но в тоже время по-отечески требовательно посмотрел ему в глаза:

— Скажите, какой вы врач?

— Хороший — машинально откликнулся Донкович. Его смутил тон, которым был задан вопрос. Собеседник иронию уловил и не одобрил:

— Я не о том вас спрашивал, — тон к концу фразы повысился, как индикатор надвигающегося начальственного гнева. — Врач по глазам, по ушам?

По ушам лупят, — хотел сказать Илья, но вовремя спохватился и тут же про себя охнул: а современник-то вульгарно темен. А еще очки надел.

— Хирург, — ответил, чтобы не усугублять.

— Хорошо! — г-н Алмазов заметно оживился, опять протопал туда сюда, потер ладони. — Хирург, да? Людей режете? Ха-ха.

— Режут в подворотнях. Я оперирую.

— Шутка, шутка. Не обижайтесь. Но слышал я раньше, конечно, не здесь, что и среди хирургов есть разные. Ну…  по ногам, по животу. Вы понимаете?

Черте что, — пронеслось в голове у Ильи, — Говорит чисто, фразы интонирует прекрасно. Прям — дипломат, мать его. Но как только уходит от общих слов, несет полную околесицу.

— От подмышки до лодыжки, — без всякого почтения отозвался Донкович.

— А? Да. Мне докладывали.

— Я писал в отчете по больнице.

— Когда?

— Давно, месяц назад.

— Да? Ах, да! — поспешно согласился г-н Алмазов.

Впрочем, было видно, согласился, лишь бы поддержать реноме местной власти. Не дошел отчет по инстанции.

Лицо г-на Алмазова, между тем, несколько посуровело. Он уже не улыбался. Твердо легли глубокие носогубные складки. Побежит распекать нерадивых подчиненных? Но г-н Алмазов вдруг выкрикнул:

— Инструменты?!

— Не понял.

— В инструментах разбираетесь?

— Конечно.

— Можете нарисовать и подробно описать, чтобы местные умельцы смогли изготовить?

— Думаю, да.

И тут же, от резкого тона почти без перехода — в улыбочку:

— Ну а что вы думаете о городе как таковом? Как вам нравится здешняя атмосфера, политика, культура?

Мультура! Чем дальше, тем меньше Донковичу нравился сам г-н Алмазов, кстати, так и не представившийся полным именем. И скачки от мягкой задушевности до коротких фраз, кои больше походили на допрос, не нравились. Игры мы тут кабинетные играем! Мелкополитические умения демонстрируем! Илья начал закипать. И опять же — для чего?! Напугать, прижать, прощупать? Не проще ли спросить в лоб? Но так, видимо, привычнее.

А г-н Алмазов в очередной раз без предупреждения сменил тему, будто и не ждал ответа на свой вопрос. Да и с какой бы стати его интересовало мнение недавнего проявленца?

— Клятву советского врача давали?

— Гиппократа, — поправил Илья.

— Пришлось мне однажды присутствовать у себя в республике…  — начал было собеседник, но осекся. Внутренне задумался! Даже снял для усиления эффекта очки. Кожа вокруг глаз действительно темнее, что при вполне европеоидных чертах придает лицу очень восточный вид. Опять очки водрузил. Илье стало тошно. Бред! На кой хрен затевать интриги в городе Дите? Данте отдыхает. Спросить что ли засланца хозпартактива об авторе Божественной комедии? Вдруг не поймет и обидится?

— А не случалось ли вам, Илья Николаевич, нарушать клятву? Не случалось? А? Ну-ка, как на духу!

— Нет, — спокойно отозвался Илья.

— Что, ни разу? Неужели так и не поддались соблазну?

— Какой соблазн, в чем? В преступлении? В безразличии? В подлости?

— Ну, зачем так категорично. Клятва не уголовный кодекс, хотя кое в чем соприкасается. Так все же — не приходилось?

— Нет.

— И денег никогда у больных не брали?

— Брал, когда давали.

— Вот!

— Ничего это не значит. Лечил то я их честно. За лечение приносили, а не за липовые больничные.

— В законе, насколько я помню, такое именуется