Но он не обиделся.

— Вы будете смеяться, госпожа Раймунд, но у меня есть даже очень востребованная профессия. После того как я оставил учёбу на автомеханика, я работал банковским брокером.

— Брокером?!

— Вас это удивляет?

— Разве для этого не требуется хотя бы аттестат зрелости?

— Вообще-то, не обязательно, но у меня, к счастью, был.

— Почему же вы с аттестатом зрелости учились на автомеханика?

— Меня всегда неодолимо влекло к машинам.

Она удивлённо покачала головой.

— Так вот, довольно долгое время я с моей солидной профессией — наравне с медсестрами и акушерками — принадлежал к обширному среднему классу, на который опирается всё наше общество.

— Но теперь предпочитаете развозить бандероли.

— Да, и важные документы, которые наши клиенты не могут доверить почте. Вы представить себе не можете, где мне приходится бывать. Это гораздо интереснее, чем сидеть в тесной конторе и целыми днями пялиться в компьютер. Улица даёт свободу. Там нет интриг, от коллег не ждёшь подвоха. — Он допил своё пиво и махнул рукой хозяину.

Сюзанна помешала ложечкой свой капуччино. Видите ли, ему интересно, этому большому ребёнку. А о будущем он не задумывается.

Бухнер словно прочитал её мысли:

— Может, после я примусь за что-нибудь другое. Но сейчас у меня прекрасные отношения с шефом, я великолепно чувствую себя за рулём... Ещё одно пиво, пожалуйста! — обратился он к хозяину. — Вот только эти радары давят на психику. Они меня просто измотали.

— Почему же?

— Видите ли, госпожа Раймунд, — начал он объяснять, — я десять часов в день за рулём, и дорога для меня — осуществлённая свобода. А эту свободу повсюду так и норовят урезать, потому что дорожная полиция просто не может не издеваться над водителями. В некоторых умудрённых государственным мышлением головах до сих пор живут представления семидесятых годов. Они хотят добиться, чтобы никто не получал удовольствия от вождения и чтобы все пересели на общественный транспорт. — Он язвительно рассмеялся.

— Я считаю, что контроль за скоростью иногда всё же необходим, — возразила Сюзанна. — Вспомните, как безответственно носятся некоторые лихачи возле школ и в жилых кварталах.

Он оживился:

— Правильно! Возле школ и детских садиков нельзя лихачить. Но почему же водители всё-таки делают это?

Она наморщила лоб:

— Я же сказала: из-за безответственности.

— Неправильно, госпожа учительница! — В его глазах блеснула насмешка. — Большинство водителей не менее ответственны, чем мы с вами. Но поскольку они на каждом шагу спотыкаются о совершенно бессмысленные, необъяснимые ограничения и запреты, они уже не воспринимают их всерьёз. Даже тогда, когда эти запреты оправданны.

Она уставилась на него. Аргумент был настолько нов, что требовал времени на осмысление.

— Давайте я приглашу вас на маленькую автомобильную прогулку, госпожа Раймунд. — Он улыбнулся и пояснил: — Конечно, только мысленную. Итак, стартуем рано утром в сторону автобана. Первый отрезок пути — три километра — тянется по чистому полю. Справа поле, слева поле. Обзор прекрасный. С какой же скоростью я обязан ехать? Семьдесят! — Он взволнованно поднял руку: — Почему, к чёрту, я должен ехать семьдесят? Назовите мне хоть какое-то разумное основание! Естественно, ни один водитель не придерживается этих указаний и едет от ста до ста двадцати. В противном случае это походило бы на послушание трупа! — Он добавил чуть тише: — Поскольку в чистом поле негде спрятать радар, — злорадно рассмеялся и отпил пива.

Она опустила голову:

— Вы выбрали нехарактерный пример.

— Нехарактерный? Погодите, наша с вами поездка продолжается. Мы добрались до автобана. Что, скажете, наконец свобода? Ничего подобного! И там на каждом шагу эти бестолковые ограничения. Возьмём франкфуртскую развязку. Там действительно напряжённое движение, то и дело приходится перестраиваться, и ограничение в сто тридцать оправданно. Но мне часто приходится проезжать эту развязку ночью, часа в два, когда там ни одной собаки. Четыре полосы, дорога прямая, как свечка, и пустая! Почему я не могу ехать двести? Ну почему? То же самое в населённых пунктах. Даже ночью я должен замедлять там до тридцати. Дорога пустая, а я должен ехать тридцать! В голове не укладывается! Конечно, теоретически можно предположить, что кто-нибудь из жителей в полночь будет упражняться в своём саду в прыжках с шестом и внезапно упадёт на дорогу. Поэтому я должен ползти со скоростью тридцать километров в час. Абсолютно логично!

«Он ещё не вырос», — думала Сюзанна, глядя в свой кофе. На душе у неё было горько. Этот любитель пива и курильщик бросил учёбу и гоняет ночами по населённым пунктам со скоростью двести километров в час. Он ненавидит правила и любит свою свободу. Подпусти к себе такого — он вскроет тебя, как устрицу, высосет содержимое и выбросит, потому что любая привязанность ограничивала бы его свободу. Она вдруг вспомнила Теодора: «Никакой свободы нет. Есть только иллюзия, которой человек тешит своё самолюбие». Кажется, он прав, как это ни горько сознавать. И вот перед ней сидит такой мечтатель, который верит в свою свободу, как в Деда Мороза.

— А что вы делаете в свободное время? — вывел он её из задумчивости.

— Я? Трудно сказать. Работа в разную смену, в выходные. Параллельно я веду курсы подготовки к родам, даю индивидуальные консультации, в том числе и послеродовые. Так что мало чего остаётся. Сама, кстати, посещаю один курс в народном университете — историю литературы. Изредка хожу в театр.

Он был потрясён:

— Правда?! Тогда у нас одинаковые интересы.

Она чуть не выронила ложечку:

— Что, вы тоже любите театр?

— Почему бы и нет? В Национальном театре сейчас дают «Леонса и Лену», комедию Георга Бюхнера. Там про любовь... и про свободу. Как видите, тема вне времени.

— Вы помните наизусть всю программу Национального театра?

Он засмеялся. Опять этот радостный, лучистый смех.

— От курьера вы такого не ожидали.

— Не ожидала.

— Пару семестров я изучал германистику и историю, но потом университет мне наскучил.

— Вы учились? Ваша биография становится всё запутаннее.

Он засмеялся.

— Да, с таким послужным списком меня уже никуда не возьмут. Впрочем, если я достану билеты на спектакль, то с удовольствием приглашу вас, госпожа Раймунд.

Сюзанна растерянно взглянула на него. К такой самонадеянной наглости она не была готова. «Всё правильно, — с горечью думала она. — Вначале приглашение в театр, потом зайти выпить по одной и, наконец, общеизвестный вопрос: к тебе или ко мне?»

Она подозвала хозяина: