– Поосторожнее, Лидия! Не стоит говорить плохо о моей дочери в моем доме. Орестес вышел за рамки приличия, вел себя неподобающе. Он был пьян, ты это знаешь?

Лидия вскинула голову.

– Знаю! Он выпил для храбрости! Выпил, чтобы не страдать от того, что его забыли! Чтобы легче было притворяться, что все хорошо, что это нормально, когда дочь не приглашает отца на свою свадьбу! Если бы его пригласили, как бы он гордился! Да он повесил бы это приглашение на самом видном месте в гостиной! Тебе понятно, что творилось у него на душе?

– Понятно, Лидия, успокойся. – Элене до слез было жаль всех: и Лидию, и Орестеса, и Эдуарду, и себя.

Но Лидия должна была выговориться во что бы то ни стало, она должна была выплеснуть все свои обиды.

– У нас отключили свет, потому что у него не было денег, чтобы заказать себе новый костюм, купить ботинки, галстук… Он думал, старый дурак, что если дочь увидит его нарядным, то непременно пригласит в церковь. Сам он в это не верил, но делал вид, что верит, и выпил, чтобы не страдать. За это я его ненавижу, но и твою дочь ненавижу тоже за то, что она оттолкнула его как собаку!

Тадинья принесла Лидии воды.

– Посидите, дона Лидия, сейчас я кофейку сварю, а вы посидите спокойненько, отдохните, – зажурчала она, – а то вон как исстрадались, бедняжка!

Высокую, полную Тадинью, от которой так и веяло добротой, не случайно прозвали «бедняжкой», она сама так называла всех, всем сочувствуя, всех жалея. Обычно ей удавалось смягчить и успокоить расходившиеся страсти, потому что участие ее было сердечным, а сострадание искренним.

Лидия присела, вытирая слезы.

– Посидеть спокойно? Как же! Посидишь! Когда он там дома один с разбитой головой! И что это за свадьба такая? Чтобы охранники стояли у дверей церкви? Да когда нормальные люди женятся, они хотят, чтобы весь народ видел свадьбу. За что они его избили? Что плохого он сделал?..

– Не держи на нас зла, Лидия, это просто несчастный случай. Ни наша семья, ни семья жениха в этом не виноваты, – вновь заговорила Элена. – И оставь Сандру у меня, я привезу ее завтра утром.

– Нет! Сандру я заберу! Пусть она проснется дома! Пусть видит своего отца!

Элена не считала, что маленькой Сандре нужно видеть разбитое лицо Орестеса, но что она могла сказать или сделать? Лидия – мать, ей и решать.

Фернанду все это время простоял в холле, дожидаясь, пока мать выговорится. Наконец Лидия позвала его, он вошел и взял спящую Сандринью на руки, так и понес в рубашонке, благо было тепло.

Утром к Орестесу, который, к слову сказать, выглядел совсем молодцом – ссадина на голове заклеена пластырем, на скуле тоже, а от синяка на лбу после свинцовой примочки только слабый след остался, – прибежала Сандра.

– Ну как ты, папочка? – спросила она, обнимая его и целуя. – Тебе очень больно? – И она потрогала пальцем пластырь.

– Совсем не больно, – ответил с улыбкой Орестес, потому что боль его была в душе, но она таяла при взгляде на свою чудесную маленькую дочку, которая сидела и смотрела на него ясными чистыми глазками, и в них светились веселое лукавство и нежность.

Лидия смотрела на них обоих из-за дверей, уперев в бока руки. Вчера она знала, что делала, это не было дурной бабьей прихотью – ведь так-то лучше, своей-то семьей.

Орестес смотрел на нее виновато и с любовью, и она, махнув рукой, не стала напоминать, что, как всегда, была права и обо всем его предупреждала, и ничего бы не было, послушайся он ее…

Хотела бы напомнить, но не стала. Нет, не стала.

Утренние газеты не преминули сообщить о досадной неприятности в церкви. Каких только не было заголовков: «Отец невесты устроил скандал», «Пьяница у ног новобрачной», «Сумасшедший ошибся адресом».

Бранка расстроенно отложила очередную газету. Сколько сил она приложила, чтобы свадьба ее Марселу стала событием. И вот пожалуйста! Она стала событием. Но каким!

– Да не расстраивайся ты так! – успокаивал жену Арналду. – Когда они вернутся из свадебного путешествия, никто уже и не вспомнит, что писали газеты две недели назад!

Бранка признала правоту мужа, но осадок, раздражение против Элены остались. Не слишком осознанно, но именно ее Бранка винила в том, что свадьба была испорчена.

Элена просмотрела те же заголовки, сидя за завтраком у Виржинии. Можно себе представить, как она была расстроена, а туг еще и Родригу подлил масла в огонь.

– Я вообще не понимаю, как можно было отца не пригласить на свадьбу! – заявил он. – По-моему, Эдуарда заслуживает…

– Выговора, я знаю, – грустно отозвалась Элена.

– Нет, ремня! – резко отозвался юноша. – Ну, я пошел, мама!

И, чмокнув мать в щеку, он вместе с сестрой заторопился на пляж: хотелось воспользоваться выходными, отдохнуть, расслабиться.

Виржиния постаралась развеять дурное настроение сестры, стала вспоминать, как хороша была Эдуарда в свадебном платье, как весело было в доме Бранки.

– Я заметила, что за тобой приударил Атилиу, – шутливо сказала она, чтобы сделать сестре приятное. – Однако предупреждаю: будь с ним поосторожнее. От него все женщины без ума. Он вдовец, но у него давняя и прочная связь с Изабел. Так что твое сердечное волнение…

Виржиния шутливо погрозила сестре пальцем, не сомневаясь, что та рассмеется ее нелепому предположению. Но Элена всерьез заинтересовалась Изабел, и Виржиния охотно рассказала все, что знала. Она была рада, что Элена наконец отвлеклась, и рада была немножко посплетничать.

– Если уж говорить об Атилиу, – продолжала она, – самоё главное препятствие вовсе не Изабел. Изабел что! Вместе они не живут, встречаются, когда захотят, оба – свободные люди. Самая главная тут, – Виржиния понизила голос, – Бранка!

– Бранка? – изумилась Элена. – При чем тут она? Ничего не понимаю.

– Она в него влюблена. И никого к нему не подпускает. Ты сама понимаешь, женщины за ним прямо косяками. Еще бы! Такой обаятельный! Такой умница!

– Даже ты была в этом косяке, – подал голос Раф.

– Ну что ты говоришь глупости! – обиженно возразила Виржиния.

– Ты бы могла их наделать, и немало, если бы Бранка не стерегла его, как сторожевой пес. Она, знаешь ли, – тут он обратился к Элене, – умеет так ловко спровадить всех его поклонниц, что Атилиу больше и не рыпается. Встречается себе с Изабел и встречается, а ее я бы назвал женщина-полуавтомат. – Раф от души расхохотался собственной шутке. – И все довольны: и работники фирмы, и хозяева.

Теперь многое для Элены прояснилось в этом загадочном человеке, но если Виржиния считала, что настроение сестры от этого улучшилось, то она ошибалась.