Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ошейника на нем не было. Щенок тем временем начал легонько грызть ботинки Кэрол. Я заметила интерес в её взгляде.
«У тебя нет хозяина и нет имени. Значит будешь без имени».
«Кэрол может ты дашь ему имя?» Кэрол с улыбкой смотрела на пса, и она ответила:
«Это Майки. Он похож на Майкла». Кэрол гладила щенка, а тот покорно упивался этим наслаждением.
Я спросила: «Майки, ты голоден?» Пёс грустно заскулил.
«Кэрол, я взяла с собой сэндвич для тебя, поделишься с нашим другом?» Кэрол заметно оживилась, я увидела в её глазах ту самую самоотдачу и готовность жертвовать всем ради другого. То, что она делала ради Банни когда—то.
«Да, мама, давай накормим его». Я достала из сумки сэндвич.
«Но при одном условии, дорогая: ветчиной угощаем Майки, а булочка и листья салата остаются за тобой». Кэрол не терпелось угостить щенка: «Хорошо, мам!» Она взяла сэндвич, вытянула оттуда ветчину и начала кормить щенка. Я увидела прежнюю Кэрол, в том, как она смотрела на щенка.
«Не забудь про наш уговор». Я протянула ей хрустящую булочку с сочным салатом внутри. Моя дочь жевала булочку с салатом, без всякого интереса к еде. Но она улыбалась глядя на счастливую мордочку Майки. Я смотрела на происходящее и думала о том, как мало иногда нужно для счастья – всего на всего чтобы твоя дочь ела, осуществляла простые механические движения челюстью, удовлетворяя свою простейшую биологическую потребность.
Это был мой шанс достучаться до дочери, разбудить, дать новый импульс для её жизни. И Майки был лучшим помощником в этом, я снова заговорила с ним: «Бедный, малыш. Сегодня тебе повезло встретить Кэрол. Но что будет завтра, кто тебя накормит и пожалеет, кто будет твоей семьёй?» Я поступала ужасно с этической стороны, давя на жалость Кэрол, манипулировала её чувствами. Но что мне оставалось? Смотреть как умирает дочь? Мы неоднократно предлагали ей завести нового домашнего питомца, но это лишь отпугивало дочь, она видела в этом предательство дружбы с Банни. Но сейчас у неё был живой контакт с существом, нуждающимся в любви и спасении. И я видела, как у дочери тряслись губы, проступали слезы, она не могла отвернуться от Майки. И сквозь слезы она спросила у меня: «Мама, мы можем забрать его с собой?»
«Дорогая, никто из нас не сможет взять на себя ответственность за него. Ему нужна будет забота и внимание. Ему будет нужен друг».
«Я могу позаботиться о нем», – Кэрол не сдавалась и это то, чего я хотела.
«Солнце, ты ведь слышала доктора, тебя положат через несколько дней на лечение в больницу».
«Я не хочу в больницу, мама! Я хочу спасти Майки», – Кэрол тоскливо смотрела на щенка. А я продолжала: «Врачи говорят, что ты очень мало ешь и с этим надо что—то делать. Ты должна определиться с тем, кого мы будем спасать, тебя или этого милого щеночка».
«Если я буду больше есть, то меня не положат в больницу, и мы сможем оставить его себе?»
«Думаю да, дорогая. Будет тяжело, но я уговорю отца, и сама буду не против. Я очень постараюсь, солнце». Я действовала как сапёр на минном поле, но мне удалось.
«Хорошо, мама, я тоже буду стараться ради него». Кэрол взяла щенка на руки, и мы пошли домой.
– С того самого дня все вроде как наладилось. Кэрол ухаживала за щенком, снова начала более—менее сносно питаться. Набрала достаточный вес, врачи были довольны своим результатом. Хотя ни одной таблетки из прописанных препаратов Кэрол не приняла. Но это уже было не важно. Для меня спасителем был Майки. У дочери хватало любви для всех, она притянула домой с десяток бездомных животных за несколько лет, мы за ними ухаживали некоторое время и отдавали в приют. С 12 лет и по сей день она занимается волонтёрской деятельностью. Майки до сих пор с нами. Сейчас Кэрол застряла в переходном возрасте, в ней живёт мятежный дух протеста. Но настало время взрослеть. И все чего я хочу от мужа это чтобы он участвовал в этом процессе, оказывал на дочь соответствующее влияние. Я не могу одна брать на себя грязную работу. Однажды я манипулировала дочерью. И несмотря на то, что это был вопрос жизни и смерти, я все ещё чувствую вину.
Я не перебивал миссис Якобсон. Эта история поглотила меня, и я забыл на время о своей роли в этом диалоге. Она говорила так откровенно и открыто словно я член семьи или лучшая подруга. Миссис Якобсон была идеальным клиентом, потому что она ничего не скрывала и искренне надеялась, что все делает на благо семьи. Она закончила рассказ и спрятала глаза в платке не в силах сдерживать эмоции. Я должен был дать свою оценку:
– Миссис Якобсон я благодарен вам за то, что открылись мне. Восхищаюсь силой вашей материнской любви, и то через что вы прошли заслуживает уважения. Я также уважаю и желание вашей семьи не распространяться подробно о неприятностях, связанных с вашей дочерью в настоящем. Но ответьте мне на вопрос, почему сейчас вы хотите контролировать дочь в её выборе профессии и места учёбы? Почему, если вы ощущаете свою вину в событиях прошлого, в событиях, когда ваша хитрость была скорее вынужденным шагом в вопросе жизни и смерти ребёнка, почему сейчас вы допускаете более грубое вмешательство, когда ваша дочь уже совершеннолетний человек и человек с достаточно высоким интеллектом? Я не требую от вас откровений на эту тему, каких—то точных описаний вашей личной жизни. Я предлагаю рассуждать абстрактно и логически, как если бы вы и ваша семья были просто смоделированными персонажами в современной реальности, средней американской семьёй. Давайте представим! Вас зовут Джейн, вашего мужа Джон, и у вас есть дочь Бритни. Дочь становится взрослой, находит в чем—либо своё призвание, например, в преподавании гуманитарных наук. Следовательно, она учится выбранной профессии, уезжает