Выстрел раздался неожиданно. Прозвучал громко. Граф сначала не понял, и лишь через мгновение, когда карета повалилась набок, сообразил, что спокойное до этого момента путешествие закончилось.

— Тысяча чертей! — вскричал он и, помогая виконту, стал выбираться из кареты.

Успели до того момента, как к ним подскочили разбойники. Только их было не трое, как предполагал виконт, а четверо. Главарь навел на них пистолет и грозно потребовал отдать золото. Виоле-ля-дюк оглядел разбойников. Троих он признал сразу, это были те самые, что вечером сидели в таверне. Четвертого они раньше не видели. Все четверо вооружены шпагами, у каждого по пистолету, и только у одного он в руках, и тот, скорее всего, разряжен. Над стволом легкий дымок. Разбойники не видели в них серьезных противников. Граф улыбнулся, расстегнул кафтан, скинул на землю и, поставив в известность нападавших, что просто так он свою душу не продаст, вытащил из ножен шпагу. Затем взглянул на д'Монтехо, тот тоже остался в одном камзоле, и произнес:

— Ну, виконт, приступим.

Приятель графа кивнул и тоже обнажил шпагу. Встали в позицию. Разбойники переглянулись. Они потянулись за пистолетами, но главарь знаком дал понять — не надо. Вытащил из ножен саблю. Приятели поступили так же. Вот только на этом все их джентльменство, как поняли французы, закончилось.

Двое против одного. Ни виконту, ни графу к такой ситуации было не привыкать. Поэтому они накинулись на противников без оглядки, понимая, что шансы победить в этих дуэлях хоть и существовали, но были не такими уж великими.

Д'Монтехо достался главарь. Бился он яростно, часто атаковал, причем атаки чередовались с выпадами его товарища. Отчего виконту стало жарко. Он еле успевал укорачиваться. Вспотел. Но утереть выступившие капли, делавшие лицо из-за пудры липким, он никак не мог. Виоле-ля-дюку повезло чуть больше. Ему удалось одного из разбойников ранить уже после первой атаки. Надеялся, что тот прекратит бой и уйдет, да вот только надежды не оправдались. Тот прекрасно владел левой рукой. Удары, удары. Пару раз не повезло, и на рубашке выступила кровь от пары уколов. Один угодил в грудь, пройдя по касательной, поцарапав лишь кожу, второй угодил в левую руку. Виоле-ля-дюк еле сдержался, чтобы не взвыть от боли.

Помощь пришла неожиданно, прямо на дерущуюся группу летел черный всадник. Виконт глазам своим не поверил. Это был тот самый военный, которого он видел в таверне и который, как утверждал хозяин, снимал соседнюю комнату на втором этаже.

— Вот незадача, — проворчал, поднимаясь с постели, барон фон Хаффман, — хотел выехать чуть свет, а провалялся до десяти утра.

Потянулся. Клопы, сволочи, за всю ночь так и не побеспокоили. Видимо, чувствовали, что начни они глупые атаки на спящего гусара, то вряд ли бы легко отделались. Встал. Подошел к окну.

Французы уже собирались в дорогу. Один стоял около кареты и о чем-то беседовал с кучером, изредка бросая неуловимый взгляд в сторону здания. По всей видимости, решил Игнат Севастьянович, его приятель все еще был в таверне и скорее всего не рвался в дальнюю дорогу.

— Нервничает, — проговорил барон, — значит, спешат. Мечтают как можно быстрее уехать. Ага, а вот и сопровождение, — прошептал он, разглядев одного из разбойников. Тот сидел на поваленном дереве и курил трубку. Причем делал это так, что обративший на него внимание человек ни за что бы не подумал, что тот наблюдает.

Второй разбойник в это время стоял со своей лошадью и делал вид, что поправляет ее упряжь. Он тоже ни разу не взглянул в сторону кареты. Но фон Хаффман понял, что разбойник прислушивается к иноземной речи. Причем видно было, что он старался ничего не пропустить.

Между тем из таверны вышел второй француз. Поправил треуголку, взглянул на голубое небо и направился к карете. Сказал что-то своему товарищу и забрался внутрь. За ним последовал второй. Кучер отследил, как закрылась дверца, и хлестнул плеткой коней. Карета тронулась. Барон фон Хаффман ожидал, что ему сейчас посчастливится увидеть третьего из разбойников, но этого не произошло. Тот, что курил трубку, как только карета скрылась, тут же прекратил дымить и направился к товарищу. Второй разбойник отвязал лошадей, и вскоре они уже рысью поехали в том же направлении, в котором в это мгновение двигались французы.

— Не повезло, — проговорил Черный гусар и отошел от окна.

Не повезло французам. Именно им предстояло стать жертвами разбоя. Головорезы выбрали гуся пожирнее, а он военный гусар, да к тому же еще и дезертир, таковым не являлся. То, что третьего разбойника ему так и не удалось увидеть, говорило только об одном. Тот, скорее всего, ускакал вперед к остальной банде.

— Бедные французы, — проговорил фон Хаффман, одеваясь, — как они втроем справятся с целой бандой?

Шансы явно были на стороне разбойников.

Гусар застегнул доломан и только сейчас сообразил, что обедать уже поздно. Быстро собрал вещи, спустился вниз. Расплатился с хозяином да прихватил с собой остатки тех голубей, что вчера не доели посетители. Вышел на улицу и, вскочив на коня, поскакал в том же направлении, в коем уехала карета и преследовавшие ее разбойники.

Сначала были поля, затем они сменились небольшими рощицами, а вскоре фон Хаффман въехал в густой лес. Именно здесь, по его мнению, и должны были напасть разбойники на французов. Игнат Севастьянович не ошибся. Он остановил коня и прислушался. Лесную тишину нарушала отборная французская ругань. Кто-то поминал дьявола. Доносились удары сабель. По-видимому, дворяне просто так не желали делиться своим имуществом с разбойниками. Барон фон Хаффман соскочил с коня. Привязал его к дереву и направился на звук. Идти пришлось недалеко. Вскоре Черный гусар разглядел человеческие фигуры. Подкрался поближе и спрятался за елочку. Теперь, разведя лапы дерева, он мог прекрасно наблюдать.

Карета была перевернута. Убитый кучер валялся на земле. На его канареечного цвета камзоле выступали бурые пятна крови. Выстрел был меткий, и тот даже не понял, что произошло. Оба дворянина, выбравшись из кареты и скинув узкие кафтаны, теперь дрались с разбойниками. Только сейчас фон Хаффман сообразил, что разбойников было четверо. Черный гусар улыбнулся. Он рассчитывал, что тех будет куда больше. Ошибся, благо в лучшую для французов (в какой-то степени) сторону. Хотя, с другой стороны, вполне возможно, это был небольшой отряд одной из банд, что шастали в эту пору по местным лесам.

Невольно фон Хаффман восхитился умением французов. Шпагами те вытворяли невероятные чудеса. Игнат Севастьянович вздохнул. Шпага для бывшего русского офицера была оружием непривычным. Не любил он этот тонкий прутик. То ли дело шашка или сабля. Зато французы владели ею искусно. Разбойники ощутили это на своей шкуре, причем один из них в прямом смысле этого слова. Правую руку он прижимал к груди и, сжимая зубы от боли, пытался атаковать левой.

Решение барон принял молниеносно. Вернулся к коню. Забрался в седло и тут же поскакал туда, где было совершено на французов нападение. За несколько метров до того места, где дорога делала поворот и вот-вот должна была показаться перевернутая карета, он вытащил один из пистолетов. Изображать из себя джентльмена в данной ситуации, по мнению Сухомлинова, было глупо.