— Ну и каким же местом ты сам думаешь? — оборвал я Веню, не желая дольше слушать его брехню про уважаемых людей.

— А я на вас на всех вот это самое и положил, — деловито ответствовал Веня, долизывая майонез.

В конце концов, и то верно, не пропадать же со усу…

Тем временем в компьютере что-то заухало и заверещало.

— Смотри-ка! Сообщение по Интернету пришло. Это мне! — оживился Веня и ринулся к компьютеру, на бегу заглатывая сорванные с задницы листья зеленого салата. — У аппарата! — прокричал он в микрофон, примостившись как раз в зоне обзора веб-камеры. — Хай, Леля, как видишь, с этим у меня все в порядке!

— Ты что, совсем сдурел? — Я попытался вырвать из его рук микрофон. Только этого не хватало, чтобы меня приняли за любителя развлечений в компании с лилипутами и педиками. Однако Веня приготовил кое-что похлеще.

— Караул! Леля, будь свидетелем! — заорал похабник. — Этот урод меня уже раздел и теперь пытается употребить самым недостойным образом!

В самом деле, капли майонеза, стекающие с его ног, производили впечатление последствий жуткой оргии, а отразившиеся на дисплее побагровевшее лицо и жутко выпученные глаза не оставляли никаких сомнений в моих педерастических намерениях. Каким-то непостижимым образом я изловчился и выключил компьютер, вырвав розетку вместе с проводами из гнезда в стене. Тут же во всей квартире разом погас свет, а я ощутил, как что-то навалилось на меня, лишив возможности не только видеть, но и двигаться, и дышать, и думать…

Уж и не знаю, сколько времени это продолжалось, то есть как долго длилась тьма. Во всяком случае, у меня сложилось впечатление, что некто всемогущий этого пожелал, произнеся почти сакраментальные слова: «Остановись, мгновение. Ты ужасно!» Недаром в памяти застряло смутное ощущение чего-то мерзкого, словно я наступил голой ступней на некое ползучее существо либо же эта гадина наткнулась на меня и, удостоверившись, что здесь ее ничто не привлекает, неспешно переползла через мой пуп и удалилась восвояси… И все же трудно отделаться от мысли, что Веня и на этот раз меня на чем-то подловил.

И вот когда все более или менее вернулось на круги своя, то есть на первый взгляд восстановилось в прежнем виде, и даже вроде бы само собой включилось электрическое освещение, перед случайным наблюдателем предстала бы следующая, почти идиллического содержания картина.

За бежевыми шторами сгустилась белесая питерская ночь с одиноко торчащим посреди нее адмиралтейским шпилем. Заметно постаревший Веня, недавняя жертва сексуального насилия, одетый, как и положено в столь поздний час, в черное, с огненно-рыжими дракончиками кимоно, развалился в кресле, а ваш покорный слуга, совсем без сил, распластался на ковре. При этом мысли в моей голове вертелись странные и глупые. К примеру, с какой такой стати, толком не завершив обед, я из своей московской квартиры вместе с Веней перебрался в Питер?

Раздался стук в дверь, и после короткого Вениного «Антре!» официант в белом кителе с фирменным вензелем на груди вкатил в комнату сервировочный столик с огромной фарфоровой супницей, в которой что-то подозрительно урчало и похрюкивало. Запах от блюда шел такой, что я с удивлением обнаружил в себе прилив подвижнических сил, что же до Вени, то он, похоже, только этого и ждал.

— Сюда их, — скомандовал Веня, устраиваясь за столом, затем нежно глянул на меня, облизнулся и промолвил: — Вовчик, умоляю тебя, оставь паюсную икру в покое. И если хочешь послушаться доброго совета, налей себе не паленой русской водки, а обыкновенного шотландского виски двенадцатилетней выдержки.

Лысоватый субъект в синем джинсовом жилете поверх волосатых мослов, он почему-то тоже оказался за столом, колыхнулся объемистым животом, вежливо ухмыльнулся в напомаженные черные усики стрелкой и налил себе виски в двухсотграммовый хрустальный фужер.

— Вовчик, а теперь попробуй вот эту штучку, и если ты скажешь, что я не прав, тебе не расплатиться со мной за всю оставшуюся жизнь. «От Москвы до Петербурга…»

С этими словами под музыку неизвестного мне автора Веня снял крышку с супницы и подцепил на вилку что-то похожее на маленький розовый гриб. Лысый последовал его примеру. Глаза Вени блаженно засветились.

— Ну как? — оглушительно чавкая, поинтересовался Веня. — По-твоему, это плохо? Ответь мне, Вов чик.

— Это бесподобно, — за меня ответил лысоватый субъект, залпом проглатывая виски.

— Еще бы… Заметь себе, Вовчик, испанскими анчоусами и браконьерской паюсной икрой закусывают только обнаглевшие от вседозволенности паханы да совковые псевдоинтеллигенты-государственники. Мало-мальски уважающий себя либерал оперирует закусками свиными. А из свиных питерских закусок самая первая — это отварное поросячье рыло. Когда-то его великолепно приготовляли в ресторане при гостинице «Англетер».

Странное дело, но у меня создавалось полнейшее впечатление дежавю, как будто я играю в плохо поставленной старинной пьеске для двух актеров, причем хоть я и выучил свою роль буквально назубок, но временами отчего-то несу типичную отсебятину, и что совершенно удивительно — буквально не раскрывая собственного рта. Еще более странным было то, что всех присутствующих, судя по всему, это вполне устраивало.

Меж тем из супницы поднимался ароматный пар, а увлеченный чревоугодием Веня, подцепив на вилку очередной розовый пятак, торопливо отправлял его в рот и, проглотив, изрекал новую порцию наставлений и советов:

— Правильное питание, Вовчик, штука очень хитрая. Есть нужно уметь, а, представь себе, большинство людей в нашей стране есть и вовсе не умеют. Нужно не только знать, что есть, но и когда, и с чем. К примеру, в каком сочетании лучше усваивается лососина и каким божоле следует запивать седло андалузского козла. — Веня многозначительно потряс трезубцем-вилкой с нанизанным на него поросячьим рылом, при этом забрызгав все вокруг. — Еще важнее, что ты при этом говоришь. То есть, если ты озаботился своим здоровьем, мой тебе совет, не говори за едой о России и о патриотах. И, боже тебя сохрани, не заходи до обеда в Интернет.

— Да ведь других занятий для досуга нету, — вновь встрял в наш разговор прожорливый субъект, выпивая очередной бокал выдержанного виски.

— Вот ничем и не занимайся натощак. Просто считай, что ты еще не человек до тех пор, пока в должной мере не насытился.

Закончив с поросятиной, Веня позвонил, и в бежевой портьере снова появился официант. Вене достался кусок осетрины с хреном, которая ему отчего-то не понравилась, а лысоватому обжоре — ломоть ростбифа. Слопав его, тот, видимо, почувствовал, что засыпает, и больше ничего уже не говорил.

Тем временем столовая наполнилась неприятным синим дымом с ароматом медленно тлеющей индийской конопли. Веня курил папироску, а лысый субъект дремал, уронив голову в полупустую тарелку с испанскими анчоусами.

— Шабли урожая девяносто третьего года тоже приличное вино, — продолжал разглагольствовать Веня, — но только ведь и для него требуется соответствующая закусь. Ну, скажем, что-нибудь вроде «рокфора», а еще лучше «бле де косс» или «дор-блю».