Кэтрин нашла подтверждение тому, что Нэнси Бригсток нет в живых. Рак. Она умерла десять лет назад. Но муж ее жив. Стивен Бригсток, бакалавр. Теперь это уже не покойный – под знаком вопроса – муж. Это учитель-пенсионер. Черт, что мешало ей выяснить все раньше? Что мешало приложить ту же энергию по отношению к себе, которую она обнаруживает, когда речь идет о жизни других людей? Ей не пришло в голову, что Нэнси обманула ее, сказав, что муж умер. Но теперь она это знает. И знает, как он выглядит.

Ей позвонила женщина, купившая их прежний дом. Она была раздражена. Упрекнула Кэтрин в двуличии, в том, что она не предупредила ее о возможности появления на пороге некоего гнусного старикашки. Кэтрин рассыпалась в извинениях, сказала, что это действительно ее крестный, но ей и в голову не приходило, что он может заявиться по старому адресу. Она заверила, что ничего дурного не происходит и больше ее собеседницу никто не побеспокоит.

После этого звонка у нее долго дрожали руки. История расползалась. Все шире и шире. Круги расходились по воде. Пока не поздно, пока он не нанес настоящего вреда, необходимо вмешаться. Ибо пока такого вреда он еще не нанес. Он только припугнул ее. И продемонстрировал свое злопамятство в многословном ядовитом письме, а отправив его сыну, ясно дал понять, что яд предназначен не только ей. На кону теперь ее репутация, ее честь. Она всем нравится, ею восхищаются, ей верят, а некоторые любят. Он угрожает всему этому, ибо, если история выплывет наружу, будет рассказана вслух, обратного хода уж не будет. Она никогда не станет такой, какой представляется всем сейчас. Он исказит их видение. Николас прочитал книгу и ничего не заметил. Ничто в нем не шевельнулось. Точно не шевельнулось. Героиня книги – это вовсе не его мать. А Нэнси умерла. И кто скажет, что это вывернутое наизнанку изложение событий – правда? Это продукт больного сознания; сознания отчаявшегося старика. Или сознания убийцы? Нет-нет, этого не может быть. И боится она не за свою жизнь, а за свою репутацию.

– Ким, есть свободная минутка? Я хочу, чтобы ты занялась кое-чем.

Ким живо подтянула стул, уселась рядом с Кэтрин, взяла в руки блокнот и ручку.

– Стивен Бригсток. Учитель на пенсии. Немного за семьдесят. Живет в Лондоне. Возможно, преподавал в южной части города. Попробуй установить, где он работал в последнее время. Напрямую с ним не связывайся, мне просто надо знать, чем он занимался последние несколько лет. И, по возможности, домашний адрес и номер телефона. Начни с союзов учителей. – Кэтрин смотрела, как Ким записывала имя – Стивен Бригсток, – затем, поколебавшись секунду, добавила слово педофил — в скобках и с вопросительным знаком. Кэтрин не стала ее поправлять. С чего бы? Она лишь смотрела, как Ким бросилась к своему столу и схватила телефонную трубку. Ей не терпелось пуститься по следу предполагаемого насильника.

Ким не понадобилось и часа, чтобы отыскать школу, в которой Стивен Бригсток преподавал, прежде чем выйти на пенсию. Рэтбоун-колледж. Это название Кэтрин было знакомо. Частная школа в Северном Лондоне. Та самая, куда они с Робертом чуть не отдали Николаса. Та, где учились дети некоторых из их друзей. А до того – общеобразовательная школа Саннимид. Там он проработал много лет. Почему перешел из государственной школы в частную? Кэтрин попыталась читать между строк. Отказ от принципов? Деньги? На пенсию вышел в 2004 году.

– Староват для того, чтобы все еще трудиться, а? – Ким читала, перегнувшись через плечо Кэтрин. Та вернулась к началу станицы: родился в 1938 году.

– Пожалуй, хотя в частных школах свои законы, – заметила она. – Никого не нашла, чтобы расспросить о нем поподробнее?

– Пока нет. Жду звонка. Буду копать дальше.

– Отлично. Спасибо.

– А в чем, собственно, дело? – Вполне резонный вопрос.

Кэтрин немного поколебалась.

– Пока сама точно не знаю. Может, и ни в чем, – и она одарила свою помощницу улыбкой, которая должна была уверить ее в том, что, если у Кэтрин появится что-то конкретное, она будет первой, кто об этом узнает. Ей вовсе не хотелось, чтобы Ким слишком много знала о ее расследовании. Хотя, конечно, спасибо ей за помощь.

– Кофе? – спросила Кэтрин, меняясь с Ким ролями, и унесла чашки на кухню, плавно кладя тем самым конец разговору.

Кэтрин потребовался час времени и две чашки кофе для того, чтобы выяснить, что едва речь заходит о Стивене Бригстоке, нынешний глава Рэтбоун-колледжа сразу замыкается и становится неразговорчив. Его предшественник вышел в отставку следом за учителем английского, и нежелание говорить о последнем убеждает Кэтрин в том, что с уходом Бригстока из школы все было не так просто.

Пара звонков друзьям (между прочим, это большое искусство – позвонить давно забытым друзьям и, не обижая их, свести обмен любезностями к минимуму и получить при этом то, что тебе нужно) – и путь к тому, кого весьма обрадует возможность потолковать о Стивене Бригстоке, был открыт. Это мать ребенка, который у него учился. Мать, гордящаяся тем, что в свое время возглавила кампанию по удалению Бригстока из школы.

Мерзкий тип. Учитель, ненавидевший детей. И, более того, в школе об этом знали и пытались прикрыть его поведение, переведя туда, где, по мнению начальства, он мог принести минимум вреда, – к самым младшим, подальше от учеников выпускных классов. Эту мамашу ничто не остановит. Она все еще была полна негодования. Все, что было нужно школьному начальству, – так это оправдать свои шаги, а о том воздействии, которое этот тип окажет на сознание и самооценку семилетних детей, оно даже не задумывалось. Безобразие. Полное безобразие.

Мамаша вспомнила свою первую встречу со Стивеном Бригстоком. Это было на родительском собрании, он сидел напротив и говорил о ее сыне с явно скучающим видом. Судя по всему, этому человеку было совершенно наплевать на то, что думают другие. Попросту наплевать. И это показалось ей опасным. Как это – наплевать? Это ведь нечто большее, нежели просто дурные манеры, не правда ли? Ведь для большинства-то так или иначе имеет значение, что думают другие, верно? А для него – нет. Кэтрин подтвердила, что да, это, должно быть, весьма смущает. Помимо того, мамаша убеждена, что он был человеком пьющим. Они с мужем просто чувствовали это. И речь шла не о бокале вина за ужином – нет, о напитках покрепче. О спирте. Все приметы указывали на то, что это был запойный пьяница. Что-то гнилое в нем было, явно гнилое.

Конечно, школа изо всех сил старалась прикрыть его. Едва возникли первые вопросы касательно его уроков, он был тут же отправлен в отпуск по болезни. Намекали на то, что живется ему тяжело. Несколько лет назад у него умерла жена, и, естественно, все пытались выразить сочувствие. Но он вернулся. Скорее всего, его связывали какие-то особые отношенияи с прежним директором, потому что… короче, от него следовало бы избавиться уже давно. Прочитав его совершенно неприличный отзыв на сочинение сына, она буквально пришла в ужас. И ее сын – не единственная жертва. Он применял насилие и к другим детям.

– Насилие? – прервала ее излияния Кэтрин.