Вечерняя заря пронизывала тьму октагона. Словно призрачные змеи, вокруг алтаря поднимались столбы серовато-голубого дыма из кадильниц. Тяжелый запах ладана наполнил купольное помещение, ошеломляя присутствующих и придавая еще больше веса и без того мощному голосу его отца.

– Добрая слава украшает человека лучше, чем золото, – произнес Нандус одно из своих любимых утверждений. – Так как слава продолжает жить и после смерти. Это единственная постоянная ценность в нашем бренном мире.

Нандус повернулся, чтобы верующие, стоявшие небольшими группами в купольном зале, могли видеть его лицо. В храме не было твердо установленного порядка. Посетители богослужения могли сами решать, где им стоять, поэтому во время проповеди священники постоянно ходили вокруг алтаря, который возвышался посреди октагона.

Нандус поднял руки и призвал верующих спеть вместе с ним. Черное облачение священника без каких-либо украшений делало его руки похожими на крылья. Завершенности официальному одеянию придавала лунно-белая сорочка длиной почти до пола. На мгновение Милан посмотрел на меч с широким лезвием, который его отец носил на поясе в качестве символа своего звания. Верховные священники были единственными слугами Бога, которым разрешалось носить оружие.

– Совершенство! Каждый день мы должны стремиться достигнуть его! – Звучный голос Нандуса отражался от мощных стен.

Это стремление к совершенству было проклятием, которое преследовало Милана всю его жизнь. Сколько он себя помнил, его отец распоряжался каждым часом каждого дня. Милану постоянно приходилось учиться, и, хотя он трудился не покладая рук, Нандус всегда находил причины для критики.

Сам же отец, аскетический Нандус Тормено, знаменитый верховный священник Цилии, всегда доводил все свои начинания до совершенства и никогда не терпел поражений. На этом основывалась гордость отца, вся его жизнь – и именно это Милан хотел у него отнять! Если бы собравшиеся верующие увидели Нандуса испуганным и беспомощным, пускай лишь на несколько мгновений, этого бы хватило, чтобы разрушить то, что он строил всю свою жизнь, – репутацию.

Милан проверил зачерненный сажей трос, продетый сквозь железное кольцо на вершине купола. Чтобы замедлить свое падение, ему нужно было держаться за трос правой рукой.

Сын священника нервно нащупал второй трос, который проходил сзади через его пояс. Узел казался прочным. Этот трос должен был спасти ему жизнь.

Милан решительно натянул на лицо маску ворона. Он тайком работал над этой маскировкой два года, с той ночи, когда Нандус так нещадно выпорол его розгой, что оба старших брата Милана, Джулиано и Фабрицио, в конце концов были вынуждены вмешаться, чтобы усмирить отца.

И это всего лишь потому, что Милан неправильно назвал регионы Цилии, в которых рассказывали два варианта сказки о Человеке-вороне. Теперь тот самый Человек-ворон явился к Нандусу Тормено, чтобы уничтожить его.

Руки Милана выглядели почти в два раза длиннее благодаря закрепленным при помощи кожаных ремней деревянным жердям, с которых, подобно огромным крыльям, свисало полотно цвета ночи. Несмотря на несколько сотен нашитых на полотно вороньих перьев, оперение было неполным. Но это не имело значения! Сумеречное освещение внутри октагона дополняло картину, и крылья должны были выглядеть как настоящие.

Милан решительно стал на каменный парапет галереи и приготовился совершить прыжок в новую жизнь.

ДАЛИЯ, ОКТАГОН, РАННИЙ ВЕЧЕР, 17-Й ДЕНЬ МЕСЯЦА УРОЖАЯ В ГОД ВТОРОГО ВОСХОЖДЕНИЯ САСМИРЫ НА ПРЕСТОЛ

Несмотря на кожаные перчатки, трос глубоко врезался в руку Милана, пока тот скользил вниз с развевающимися крыльями. Он приземлился тяжелее, чем ожидал, и упал на колени. Металлические когти на концах крыльев заскрежетали по полу.

Милан поднял голову и закаркал, как ворона. Верующие попятились. В широком купольном зале воцарилась гробовая тишина. Милан решительно направился к алтарю, где стоял серебряный диск, символ изменчивого ночного ока Бога. Полукруглое крепление охватывало нижнюю половину серебряного диска, возвышающегося над тяжелой серебряной стойкой, которая, в свою очередь, покоилась на трех полусферах.

Милан немного неуклюже вытянул руки, так как длинные жерди мешали ему свободно двигаться. На мгновение отец посмотрел на него широко раскрытыми глазами, когда Милан схватил лунный диск с алтаря и засунул его себе за пояс.

Вор нарушил запрет! Нандус вытянул меч, символизирующий его статус, и одним прыжком приблизился к алтарю.

Милан дернул за второй трос, который был прикреплен к мешку с песком вверху галереи. Тяжелый мешок стремительно полетел вниз, а Милан взмыл вверх, при этом лезвие его отца ударилось о серебряный диск и соскользнуло с него.

Яростно размахивая крыльями, Милан взлетел к потолку.

– Сталь не может причинить мне вреда, священник, – ликующе прокаркал он.

– Схватите его! – приказал Нандус. – Это всего лишь мошенник, обычный вор!

Но с места сдвинулся лишь один человек – Лоренцо Долендо, капитан городской стражи. Он побежал к порталу октагона. Все остальные, разинув рты, продолжали с удивлением смотреть на фигуру, которая била крыльями под куполом.

С мечом в руке Нандус бросился к широкой винтовой лестнице, которая вела наверх к галерее.

Милан раскачивался перед мраморным парапетом. Ему пришлось что есть силы вытянуть левое крыло, чтобы зацепиться когтем за поручень.

– Я проклинаю тебя, Нандус Тормено! – закряхтел он во все горло. – Что бы ты ни оберегал, будет потеряно, и погибель ждет любого, кто находится рядом с тобой. Ты никакой не спаситель, верховный священник, ты источник зла!

Железные когти царапали мрамор. Милан дотянулся до парапета, залез на него и с облегчением почувствовал твердую поверхность под ногами.

Он суетливо отцепил трос от пояса. Под широким куполом были слышны лишь шаги его отца. Вскоре Нандус должен был подняться на галерею.

Чтобы легче двигаться, Милан сдвинул наверх деревянные жерди на руках. С удивлением он заметил темные капли, падающие на мраморный пол вокруг него. Должно быть, лезвие отца поранило его, но Милан не чувствовал боли.

Вышло совсем неплохо! Но сейчас нельзя было терять время. Он спланировал каждый шаг своего побега. Все у него должно было получиться!

Милан побежал по парапету галереи. Только не оборачиваться. Тяжелые шаги его отца звучали как удары молота, а внизу в зале верующие, на долгое время утратившие дар речи, наконец начали тихо перешептываться друг с другом.

Милан добрался до небольшой двери, которая вела на крышу палаццо, находившегося рядом с октагоном. Она открывалась с трудом. Крылья мешали Милану больше, чем он рассчитывал. Согнувшись, он вышел на крышу, с которой открывался чудесный вид на город и порт. Но Милану некогда было рассматривать великолепные белые здания Далии, стены и крыши которых освещали лучи заходящего солнца.