В ту ночь мы занимались любовью, и это не было похоже на то, что мы делали раньше, за исключением, пожалуй, нашей самой первой ночи, только теперь в ней было в разы больше чувства и страсти, болезненной, неуёмной. Мы не занимались ни сексом, ни любовью в ту ночь, скорее это он любил меня, любил как никогда нежно, долго, пылко, и так отчаянно, что мне казалось, он вот-вот заплачет, но его губы и руки не останавливались, они жаждали насыщения, и он делал это так долго, что мне подумалось, он хочет утолить этот голод раз и на всю оставшуюся жизнь. Ему не нужно было больше показывать мне, на что он способен, как хорошо мне может быть, если я выберу его, он просто любил, любил так, как ему этого хотелось. Он не старался совсем, но при этом, это оказалась лучшая ночь в моей жизни, самая чувственная, самая нежная, самая невероятная… Теперь только я понимаю, насколько потрясающе сильным было его чувство, а тогда…

А тогда всё было совсем по-другому: другое восприятие, другие мысли, другие выводы.

Конечно, я видела, что-то происходит с ним, но всю серьёзность ситуации осознала только после бестолкового предложения в Церкви. Я испугалась, боялась причинить ему боль, но на обдумывание не было времени — он застал меня врасплох со своими чувствами, ведь Алекс не говорил ни разу о любви… Этого слова, похоже, вообще не существовало в его лексиконе.

До этого момента в моём сознании не было сценария, в котором я ухожу из семьи и связываю свою жизнь с Алексом, но теперь… Теперь он был. И был великолепен, он походил на талантливые открытки с картинами всепоглощающего счастья, впечатляющих красот моей будущей обеспеченной жизни, роскошной жизни рядом с ним, путешествий, впечатлений, интересных мест и неординарных людей, и секса, постоянного, невероятного и ненасытного секса… Но у меня есть мой разум, и он мягко, ненавязчиво задавал мне вопросы, на которые не требовал ответа, потому что они УЖЕ были в моём сознании: это ненадолго, он СЛИШКОМ идеален для меня, он СЛИШКОМ красив для меня, он СЛИШКОМ сексуален для меня, не я его человек, если, конечно, вообще он сможет найти такого. Все закончится рано или поздно, ведь любые чувства проходят, даже самые сильные, они неумолимо разбиваются о быт, заботы, проблемы и связанные с ними страхи… Но, в нашем случае с Алексом это, скорее всего, произойдёт рано, чем поздно — СЛИШКОМ много у него соблазнов, СЛИШКОМ жадно смотрят на него женщины, практически все, без исключения. Когда всё закончится, он переступит и пойдёт дальше, а я… я останусь валяться пустой пачкой от сигарет на грязном тротуаре… И я не хочу выцветать под палящими лучами солнца, не хочу покрываться пылью и мокнуть в грязной дождевой воде…

{Iamamiwhoami fountain}

Следующее утро выдалось пасмурным, грустным и от этого даже романтичным. Я проснулась давно, и мозг мой работал лихорадочно: он продолжал взвешивать за и против, не останавливаясь ни на секунду. Алекса не было. Я встала, сварила себе кофе, проверила спящего Алёшу, выглянула на террасу — с неё веяло осенней прохладой, на дворе всё же сентябрь. Это расстроило меня, потому что из тёплой одежды у меня была лишь одна ветровка, и Алёша накануне вечером облил её соком, так что теперь она, выстиранная, болталась на ветру на террасе, и, конечно, за ночь не успела высохнуть. Мне очень хотелось насладиться утренним кофе на террасе, ведь я эстет, и для меня умопомрачительные испанские виды, да ещё и романтично-грустным утром — это непреодолимый соблазн. В кресле лежал светло серый, почти белый батник Алекса, с капюшоном и очень тёплый. Мягкая, слегка пушистая ткань внутри него соблазнительно призывала меня накинуть его себе на плечи, но я долго не решалась, потому что это не моя вещь, а чужое я никогда не надеваю — отношусь очень трепетно к своему личному пространству и уважаю интимность других. Но на террасе холодно, а мне очень хочется туда. Алекса нет, и он не узнает, что я брала его вещь. Беру батник и одеваю — он тёплый, приятно нежный внутри и пахнет им, Алексом. Это влекущий, пряный аромат его кожи и его парфюма, и я ловлю себя на том, что испытываю наслаждение: его нет, но его запах здесь, на мне… Внизу живота проскальзывает лёгкая истома, и это приятно… так приятно…

Я выхожу на террасу с чашкой кофе, глоток за глотком мой любимый напиток согревает и пробуждает меня. Передо мной море, пляж, пальмы, вдалеке белоснежная марина с небольшими яхтами горожан, глубокое серое небо. Освещение необычное, но безумно красивое: несмотря на отсутствие солнечного света краски раскинувшегося передо мной пейзажа насыщенные, оттенки воды, песка, светло зелёной хвои и серого неба неестественно красивы. Ветер чуть более сильный, чем обычно, но не холодный, а приятно освежающий, ласкает моё лицо и играет прядями моих длинных и пахнущих вчерашним солнцем волос. Я ощущаю себя частью всего этого, я испытываю одновременно восторг и колоссальное удовольствие от восприятия красоты, я растворяюсь в ней, стремлюсь насытиться, пытаюсь запомнить её, сохранить в памяти каждую деталь, каждый оттенок…

Вдруг слышу быстро приближающиеся шаги, это скорее даже бег по лестнице, ведущей с пляжа на нашу террасу, догадываюсь, что это Алекс, а я в его батнике. Пугаюсь как школьница с сигаретой, и даже не успев толком подумать, скрываюсь за угол…

Это Алекс, он в серых мягких шортах и тёмно-синей футболке промокшей на спине и груди от пота — он бегал. Ловким жестом он освобождается от наушников, кладёт их на гранитный бортик террасы, затем одной рукой мудрёно захватывает футболку в районе затылка, и ещё более ловким единственным движением стягивает её с себя и отправляет к наушникам. От этого быстро-способа раздевания его достаточно длинные локоны собрались все в районе лба, от чего он выглядит одновременно задорно и сексуально. Я улыбаюсь, потому что он великолепен. Всё, что он делает, даже если это нечто донельзя тривиальное, или сексуально, или просто красиво. Им невозможно не любоваться, и я любуюсь. Он не заметил меня, и, не поправляя своих волос, явно мешающих ему видеть, быстро разворачивается, подпрыгивает и хватается вначале одной, а затем и второй рукой за достаточно массивную арку над лестницей, основное предназначение которой — функция каркаса для китайской глицинии, вьющегося растения с огромными гроздьями сиреневых цветов. Ухватившись, Алекс начинает энергично подтягиваться, и я… замираю…

То, что я вижу, сложно описать, потому что трудно передать те эмоции, которые опустошают в этот момент мою нервную систему. Красиво — это не то слово, которое уместно использовать здесь. Это зрелищно, это сногсшибательно, это эффектно, это сексуально… Невыносимо красивое мужское тело будоражит мой мозг, внизу моего живота ноет предательница похоть…

Его широченные плечи, или даже не плечи, а верхняя часть торса с работающими рельефными мышцами, мощные руки, сильные одновременно и изящно красивые в своих брутальных изгибах вздувшихся от этой физической нагрузки бицепсов, резко контрастируют с узкими бёдрами и талией. Алекс двигается в быстром ритме легко и долго, затем приподнимается над перекладиной и выпрямляет руки полностью, так что если ему только ногу закинуть на этот каркас, он окажется на нём верхом. Но он резко расслабляет руки и падает вниз, потом снова делает тот же трюк, и так несколько раз. Я в ужасе оттого, сколько физической силы нужно, чтобы выполнить это!