Вылетаю из кабинета первой. Татьяна Петровна просила дождаться, пока она ответит на важный звонок, но я не стану. Все кончено. Сегодня же созвонюсь с Антоном Игоревичем, пусть найдет специалиста более квалифицированного.

Солнце слегка дезориентирует, заставляя сбавить шаг, чтобы дать глазам привыкнуть. Даже уйти не получается так быстро, как хотелось бы. Расстроившись, я в который раз проклинаю свое невезение. Бегом отсюда.

Но не успеваю сделать и шага с каменного крылечка, как меня решительно хватают за руку и останавливают. От неожиданности вздрагиваю и поднимаю глаза - передо мной никто иной, как Мистер молчаливое высокомерие. Сюрприз. Я думала, он давно в «Q7», держит путь в свой уютный особняк, радуясь, что избавился от надоедливой мухи.

Костя кивает в сторону соседнего здания, и настойчиво тянет, принуждая следовать за ним. Подчиняюсь, ощущая частоту пульса. Раз ощущаю, значит, он зашкаливает. В голове кружат сотни вопросов, от волнения спотыкаюсь, крепче сжимая его ладонь, но Костя будто не замечает моей неуклюжести.

И лишь оказавшись за торцом трехэтажки, где нас никто не видит, он прижимает меня к фасаду здания, заставляя ахнуть. Смотрю на него, не понимая, чего ожидать. А он шарит глазами по моему лицу, будто пытается на нем прочесть ответы на вопросы, о которых я даже не подозреваю.

Он одет в толстовку и жилет, поэтому определенно чувствует, как я сжимаю его плечи. Твердые, жилистые, крепкие руки. И стоя вот так близко, вплотную с ним, я неожиданно ощущаю прилив радости от того, что он обратил на меня внимание. Заметил! Столько попыток заговорить, вызвать реакцию - впустую, а сейчас он близко, как тогда, после нападения. И мне становится спокойно и хорошо. Боже, он выколол человеку глаз из-за меня. Господи.

- Спасибо, - случайно произношу вслух. Очень тихо, но для него это, разумеется, неважно.

Костя трясет кистями рук с растопыренными пальцами, показывая, как сильно злится. Потом вздыхает, кивает, дескать, ладно.

«Перестань повторять это слово. Невыносимо», - показывает жестами, которые я понимаю. Не зря тренировалась последнее время.

- Но ты ни разу не дал понять, что принимаешь мою благодарность. Я хочу об этом поговорить. О той ночи. Хоть с кем-то, но лучше с тобой. Ты ведь был там, все видел.

Он трет лицо. Начинает жестикулировать.

- Медленнее, я не успеваю.

«Почему ты постоянно вьешься рядом? Что тебе нужно?»

От его гневных гримас сердце сжимается. Я бы хотела сказать, что именно мне от него нужно, но не могу решиться в таких условиях.

«Это я виноват. Мне хотелось, чтобы ты плакала по-настоящему, и я это устроил. Потому что мог».

- Устроил что?

«Натравил Кнута и Седого на тебя. Да, я хотел только лишь напугать тебя, все вышло из-под контроля, но это неважно. Я заплатил им за это, понимаешь? Вся твоя боль из-за меня, - он кладет ладонь мне на грудь, надавив ощутимо сильно, потом себе, и этот простой жест вкупе с отчаянием на лице, пробирает до дрожи. Ему не нужно говорить, чтобы доносить свои мысли. Все и так понятно. Какие могут быть сомнения. - Тот кошмар в гостинице из-за меня. Я понял, что ты врешь, и решил проучить. Я не помогал, просто исправлял собственные ошибки».

Смотрю на него во все глаза, не знаю, как реагировать. Костя прижимает палец к моим губам, призывая молчать. Движения резкие, точные, ни одного лишнего. Его мимика поражает, я никогда не встречала подобных людей.

«Не ищи причин в себе. Не стыдись, - он жестикулирует, шевеля губами, и я не знаю, что больше помогает понимать его. - Просто забудь. У тебя все сложится, если уйдешь прямо сейчас. Антону скажи правду, он уже ничему не удивляется в отношении меня».

Но уходить не хочется. Ненавидеть его не получается. Его раскаяние практически осязаемое. В этот момент я понимаю, что он не может даже смотреть на меня не потому, что я его раздражаю. Ему ужасно стыдно.

Он делает шаг назад, чтобы я могла пройти мимо, но в этот момент в пустынном дворике появляется кто-то еще. Топот, крики: «вон они!», после чего несколько человек подбегают совсем близко. Я не успеваю пикнуть, как Костя снова прижимает меня к кирпичной стене, закрывая собой. Я цепляюсь за его грудь, пока он нависает сверху, напрягается, периодически вздрагивая. Пахнет краской, и эти удары… по его спине. Через полминуты нападение заканчивается, люди удаляются так же внезапно, как и появились, мы снова остаемся вдвоем. Костя отлепляется от меня, отходит на пару метров, пошатываясь, опирается рукой о стену. Я бросаюсь смотреть, что с ним.

Элен

Мне показалось, что это кровь. Но нет, краска из пистолетов для пейнтбола: красная, зеленая, синяя.

Он делает несколько шагов и выглядывает в проулок, затем раздраженно пинает землю.

«Дважды за неделю!»

Я медленно опускаюсь по стеночке и сажусь на корточки. Для него подобное - норма, что ли?

- Кость, что это сейчас было?

«Поклонники. Я заметил их на парковке, но не был уверен».

- Тебе больно?

Он раздраженно отмахивается. Потом снова подходит, трет подол моего пальто, который оказался безнадежно заляпан.

- Наверное, отстирается, - говорю неуверенно.

Отрицание в ответ.

«Антон при трудоустройстве забыл предупредить, что я на прицеле у психопатов?»

И что на это ответить?

«Играют со мной, играю я, - снимает перепачканный жилет, бросает в сторону. - Ты влезла, и тебе уже прилетело. Держись как можно дальше».

Он стартует с места так быстро, что удается догнать только на парковке, где он с мрачным лицом наворачивает круги вокруг изрисованной «Инфинити» с проколотыми шинами. Досталось сегодня не только одежде, но и технике.

Костя на взводе, периодически трет лицо, дергается. Настолько бледный, что походит на альбиноса. Губы сухие, потрескавшиеся, глаза покрасневшие. И вообще выглядит замученным, голодным. Но, несмотря на это, в движениях видится особая плавность, которая присуща отлично владеющим своим телом людям. Живая мужская сила, молодость здорового тела. Я ведь помню, как он дрался: жестко, уверенно, смело. Никогда этого не забуду.

А дрался за меня.

Глядя на него, я начинаю понимать тревогу Антона Игоревича и печальные вздохи Татьяны Петровны. Костя действительно затравлен, он не в себе и нуждается в помощи. Вдобавок еще и мучается угрызениями совести из-за меня. И хоть я понимаю, что этот доведенный до нервного срыва, шарахающийся от всего на свете «попаданец» - явно не помощник в деле Кристины, почему-то уйти не могу. Да, я ошиблась в нем, он не станет решать мои проблемы, но несмотря на это, я не могу бросить его здесь одного, потому что чувствую благодарность… и откуда-то симпатию.

Подхожу вплотную, он пораженно смотрит на меня, затем стучит пальцем по моему лбу, надавливает сильно, так, что едва не падаю, делаю широкий шаг назад, чтобы удержать равновесие. Начинает жестикулировать, но слишком быстро, нервно.