Надир жаждал заполучить поверженного Сурхая, но гордый хан не позволил ему восторжествовать над собой. Даже потеряв большинство своих воинов, Сурхай сумел прорвать окружение и уйти в Аварию.

Озлобленный неудачей, Надир собирался вновь разрушить Кази-Кумух, едва оправившийся после первого нашествия, но оттуда явились депутаты. Старики заявили, что Сурхая в Кумухе нет, и просили не трогать их и без того пострадавшее село. Надир, поразмыслив, уважил просьбу аксакалов. Но не потому, что решил сменить гнев на милость, а понимая, что его войско обескровлено битвами и не в силах преследовать Сурхая. А в недавно разоренном им Кумухе вряд ли было чем поживиться. К тому же наступили холода, пора было возвращаться в теплые места.

На обратном пути Надир, раздосадованный неудачей, обрушился на Акушинское общество. Разбив выступивший против него отряд Акушинского кадия, уничтожив и разграбив села, казнив тысячи людей и взяв множество в плен, он вынудил кадия явиться с повинной. В обмен на обещание кадия не поднимать против него оружие Надир согласился освободить пленных, ограничившись взятием аманатов – заложников.

Так он поступил и с табасаранцами, которые вновь стали его жертвой. Разбив ополчение и пройдя по селам огнем и мечом, он взял заложников из значимых семейств и отправил их в Дербент под арест. Наконец, осыпав милостями своих союзников, Надир вернулся в Персию.

Неслыханными зверствами, взятием заложников и щедрыми подарками Надир надеялся привести дагестанцев в повиновение и обезопасить себя от новых восстаний. Однако ничто не могло сделать горцев послушными воле завоевателя. Борьба их ширилась и становилась все более ожесточенной.

Вот и теперь, когда верные люди в Ширване сообщали Сурхай-хану о намерениях брата Надир-шаха, сыновья Сурхая собирались в новый поход, желая поддержать восставших и отомстить каджарам за нанесенные обиды. Так что появление в Кумухе Шах-мана, который, похоже, немало знал не только о Надир-шахе, но и о его брате Ибрагим-хане, могло обернуться некоторой пользой. «Со старшими тебя по летам обращайся, как с отцом, с равным тебе – как с братом, с младшими – как с сыном», – наставляла Сурхая мать, когда он стал ханом. И он решил последовать ее совету.

Дав Шахману немного поволноваться в неизвестности, Сурхай-хан принял его с почетом.

– Благодарю всевышнего, что такой уважаемый человек почтил меня своим посещением, – сказал хан, пожимая Шахману руку.

– Да будет непоколебимо твое ханство, – ответил Шахман. – Да продлит всевышний твои годы, великий Сурхай.

Успокоенный ласковым приемом, Шахман первым делом преподнес хану отменную саблю. Тот взял ее, вынул наполовину клинок из ножен, прочел на нем надпись и молча передал саблю слуге.

Беседа их продолжилась за обильным угощением. Шахмана принимали, как почетного гостя, а он, в свою очередь, старался придать больше значимости своей персоне.

Иногда их беседу прерывал старший сын Сурхая Муртазали, который о чем-то негромко советовался с отцом и косо поглядывал на Шахмана.

В такие минуты Шахман не знал, куда себя деть, а взгляд его притягивала левая рука Сурхай-хана, вернее, то, что от нее осталось и было теперь скрыто в рукаве черкески. Говорили, что в молодости Сурхаю пришлось сразиться сразу с семерыми двоюродными братьями. Те претендовали на подати с аула Ашты, владельцем которого считал себя Сурхай. Между ними произошла стычка. Сурхай победил. Он убил нескольких родичей и ранил других, но и сам пострадал, лишившись кисти. С тех пор левая рука ему не служила, потому его и прозвали Чолак Сурхай – Безрукий Сурхай. Однако и одной рукой Сурхай сделал столько, что не всякий сделает двумя.

– Я слышал, ты много путешествуешь? – спросил Сурхай-хан.

– Узнавая мир, мы лучше узнаем и себя, – уклончиво отвечал Шахман.

– Слова мудреца, – кивал Сурхай-хан. – Так поведай же мне, отчего в Дагестане нет покоя от каджаров?

– Оттого, что у нас каждый думает о себе, – ответил Шахман.

– Ты прав, – согласился Сурхай-хан. – Так уж у нас повелось, что каждый живет своим законом.

– Легко запрудить ручеек, пока он не слился с другими, – продолжал Шахман. – Но кто может остановить большую реку?

– Реки – это реки, – покачал головой Сурхай-хан. – А люди – это люди.

Шахман почувствовал, что разговоры о единстве во имя благих целей и тут не принесут желанных плодов. Во всяком случае не с ханом вести речь о том, как собрать горцев под одно управление и сделаться самому равным хану. Не зря в горах говорили: «Впереди хана и позади осла не ходи». А после того, что случилось в Согратле, Шахман решил больше не предаваться пустым мечтаниям и задался новой целью.

– А что наш враг Надир? – осторожно спросил Сурхай-хан. – Не насытился ли еще невинной кровью?

– Такие владыки живут по другим законам, – ответил Шахман. – Что ему Дагестан – ему весь мир подавай. Он теперь за Индию принялся. А Кавказ он оставил своему брату – Ибрагим-хану.

– Я это слышал, – сказал Сурхай-хан.

– Расскажи лучше, много ли у наместника войска?

– Ему подчинены все войска в Азербайджане, Грузии и Армении, – перечислял Шахман. – И все, которые стоят в Дербенте, и те, которые…

– А пушки? – торопил Сурхай-хан, желая побольше узнать о противнике.

– Их у него тысячи, – говорил Шах-ман. – И с чугунными ядрами, и со свинцовыми, и с мраморными.

– А каковы его военачальники?

Сурхай спрашивал о вооружении, доспехах, новшествах – обо всем, что нужно было знать перед битвой с регулярными войсками.

Шахман и здесь имел сведения, хотя и несколько преувеличивал мощь войск наместника.

Заканчивая свой длинный рассказ, из которого следовало, что силы наместника бесчисленны, Шахман заключил:

– Горе тому, кто посмеет выступить против Ибрагим-хана.

– Никакой он не хан! – вспылил Сурхай. – Такой же самозванец, как и его разбойник – брат, именующий себя шахом! Чернь, укравшая трон!

Шахман видел, что Сурхай горит жаждой мести, но полагал, что месть эта может обернуться для Сурхая гибелью.

– Не гневайся на меня, великий хан, – сказал Шахман, приложив руку к сердцу. – Но я скажу, что думаю…

– Продолжай, – кивнул Сурхай, едва сдерживая негодование.

– Надир принес нам много бедствий, – начал Шахман. – И каждый горец мечтает разделаться с ним, как он того заслуживает. Но то, что я видел и что знаю, заставляет меня предупредить тебя.

– Предупредить? – переспросил Сурхай-хан.

– Мне не хотелось этого говорить, но, если горцы опять станут воевать с Надир-шахом, он непременно нас разобьет и превратит Дагестан в пустыню.

– Этого никогда не будет! – твердо сказал Сурхай-хан.

– Затем переселит сюда каджаров, – продолжал Шахман. – А уцелевших горцев отправит в Персию, пока они не исчезнут там среди других племен.