— И это все? — дерзко спросил мальчик; он сложил ладони лодочкой и потряс ими, словно наслаждаясь звоном несуществующих монет.

— Ах, да, да… — Папаша Гильотен достал кошелек и отсчитал Фанфану десять су.

— Господин хороший! За такую козырную наколку нужно бы добавить…

— Неблагодарный мальчишка! — взвился, как ужаленный, хозяин притона. — Ты, похоже, забыл, сколько я для тебя сделал. Не будь папаши Гильотена, ты сейчас был бы бездомным голодранцем или заключенным тюрьмы Сен-Лазар. Ему мало десяти су! Какая наглость! Это в два раза больше, чем стоит твоя услуга. Но если ты хочешь отказаться от этих денег…

— Нет! — монеты словно испарились со стола. — Премного вам благодарен, господин Гильотен. Так я пошел?

— Иди, иди… Я пришлю к тебе Трипо (вы уже знакомы), и ты покажешь ему комнату этого графа.

— Всенепременно…

С этими словами Фанфан сбежал вниз по лестнице в зал питейного заведения папаши Гильотена и с легким сердцем выскочил на улицу. Наверное, хозяин притона очень удивился бы и обеспокоился хорошим настроением подростка. Но, к счастью, он не знал, что у Фанфана на уме.

Вместо того, чтобы возвратиться в «Ржавый якорь», Фанфан взял курс на площадь Шателе. Там он отыскал весьма симпатичный с виду дом, в котором сдавали комнаты внаем, и дернул за цепочку звонка. Парадная дверь дома отворилась и на пороге появился хмурый консьерж.

— Тебе чего? — спросил он неприветливо, с подозрением глядя на одежду мальчика.

— Мне нужен мсье Винтер.

— Зачем?

— Мсье Винтер знает, что я должен прийти, — уклонился от прямого ответа Фанфан. — Мое имя Фанфан. Он ждет меня.

— Бродят тут всякие оборванцы… — пробурчал консьерж. — Ладно, жди… — И закрыл дверь.

Отсутствовал он недолго. Следующее его появление разительно отличалось от предыдущего. Консьерж был сама любезность. Фанфан лишь скептически ухмыльнулся — похоже, в кармане консьержа зазвенела монета немалого достоинства; господин Винтер всегда был щедр со слугами. За это они приносили ему немало ценных сведений, которые не купишь ни за какие деньги.

Фанфан поднялся по узкой лестнице на третий этаж и постучал в прочную дубовую дверь.

— Входи, мой мальчик, входи! — раздался приветливый голос, и Фанфан очутился в богато обставленной комнате.

Там его ждал высокий мужчина в гражданском платье иноземного покроя. На его хищном ястребином лице светилась приветливая улыбка.

— Надеюсь, у тебя важные новости? — спросил он, жестом приглашая мальчика присесть на крохотный диванчик.

— Да, господин. Вы оказались правы — он остановился в «Ржавом якоре». Птичка в клетке!

— Граф Сен-Жермен?! — лицо Винтера от волнения покрылось бледностью.

— Он. Прибыл сегодня.

— Ну-ка, ну-ка, расскажи мне все по порядку. Не упускай ни единой подробности!

Когда Фанфан закончил свое повествование, Винтер подошел к столу, налил бокал божанси и выпил одним духом.

— Интересно, интересно… — Винтер в задумчивости потер виски. — Наконец объявился Мюррей… Ну, с ним мы разберемся здесь, в Париже. А что касается графа… Значит, Сен-Жермен настроился на поездку в Руссию?

— Именно так, мсье.

— Когда граф собирается покинуть Париж?

— Увы, этого он не сказал.

— Скверно… Но это не беда. — Винтер некоторое время смотрел на Фанфана со странным выражением на лице. — Скажи мне, ты любишь путешествовать?

— Очень. Но я ведь привязан к постоялому двору дядюшки Мало…

— Эту проблему можно утрясти… — Винтер хищно осклабился. — В судьбе человека много разных случайностей… Ты упоминал, что у графа есть мальчик-слуга примерно твоего возраста. Это так?

— Да. Его зовут Жиль.

— Отлично, отлично… С Жилем мы разберемся. А как ты думаешь, дядюшка Мало отпустит тебя в услужение к графу Сен-Жермену?

— Если граф попросит, дядюшка Мало не сможет ему отказать, — уверенно ответил Фанфан.

— Надо, чтобы попросил. Ты должен за очень короткий срок войти в доверие к графу. Сумеешь?

— Постараюсь. Есть у меня одна мысль… — На лице мальчика появилась коварная ухмылка.

В этот момент он вспомнил о папаше Гильотене и его «щедростях».

— Тогда действуй. Я на тебя надеюсь. Уверен, ты сумеешь… — Винтер достал небольшой кошелек в виде кожаного мешочка с завязками и отдал его Фанфану. — Это тебе за труды. Если все получится, как я задумал, твое будущее будет обеспечено. Мое слово твердо.

— Спасибо, мсье. Я вам верю. Разрешите откланяться.

— Иди. И да пребудут с тобой Господь и Дева Мария…

Забежав в темную подворотню, мальчик нетерпеливо распустил завязки кошелька и пересчитал монеты.

— Пять луидоров[37]!!! — прошептал он хриплым от волнения голосом и, пораженный щедростью Винтера, сел прямо на грязные камни мостовой. — Это целое состояние! Да теперь… если он прикажет, я… Я брошусь в огонь!

На Париж опускались сумерки. Мимо Фанфана катили тильбюри, фаэтоны, дилижансы[38], шли горожане, торопясь до захода солнца очутиться в своих домах и квартирах, проехал небольшой отряд гвардейцев короля, который сопровождал какого-то важного господина в раззолоченной карете, скорее всего, принца Конде, судя по гербу, а подросток, очарованный своими лазурными перспективами, брел с широко открытыми глазами, как сомнамбула, спотыкаясь почти на каждом шагу.

Мыслями Фанфан уже был в далекой и таинственной Руссии…

Николай Данилович уехал в Лондон на четвертые сутки. Похоже, несмотря на столь короткий срок, англичане успели по нему сильно соскучиться, потому что названивали каждый день. Глеб проводил его в аэропорт, вернулся домой и захандрил от безделья. В голову не лезла ни одна толковая мысль; даже не хотелось просматривать по компьютеру новостные программы. Он валялся на диване, как Обломов, и вяло размышлял на разные отвлеченные темы — чтобы лишний раз не вспоминать о разговоре с отцом.

И все равно таинственная баба Глаша, едва он разными благоглупостями успокаивал разыгравшееся воображение, выскакивала перед его мысленным взором, как черт из табакерки. Тогда он плюнул на все и пошел субботним вечером в ресторан с намерением надраться до положения риз, чтобы таким образом очистить мозги от скопившегося там хлама. А еще Глебу хотелось поесть по-человечески, потому что после отъезда отца он сидел на сухомятке — бутербродах с колбасой и сыром.