Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Спасибо солдат что ты зашисчаешь меня от врагов. Чтобы я могла спокойно спать, учиться и играть на новой площадке около дома. Выигрывайте и приходите поскорее домой я очень жду вас с нашей победой. Я в вас верю, выигрывайте у плохих. Россия самая лучшая».
– Дети тоже хотят помочь, – объясняет учитель и вопросительно смотрит на меня: – Их письма помогут?
Я сглатываю ком в горле и киваю. Хочется оставить одно из писем себе, но в окопах и блиндажах детские голоса «важнее и нужнее солдатам».
Мы молча выпиваем с учителем, легче от водки никому не становится. Я встаю, Павел Петрович провожает меня к выходу.
Уже в дверях он просит:
– Никита, найди Злату. Не очень-то она была рада уезжать.
Услышанное вселяет надежду. И тут же в дырявой памяти ее голос – забудь! Мне Злата точно не обрадуется.
В моем рюкзаке еще одна медаль. Я иду в соседний дом, где жил Денис Шмелев. У Дениса есть только отец. Я с детства зову его дядя Саша, а соседи Сашка-пьяница. Это не позывной, но тоже отражает суть человека. Дядя Саша тихий алкаш, работает, где придется. К вечеру он обязательно напивается, а когда проспится, ломает голову, где раздобыть деньги на очередную бутылку.
Жена Сашку-пьяницу бросила. Познакомилась по интернету с каким-то немцем и уехала к нему. Про сына умолчала, чтобы не спугнуть удачу. Думала потом Дениса к себе заберет, но что-то не сложилось, даже звонить перестала. Так Шмель и пришел к выводу: все бабы суки, их надо использовать.
Звоню дяде Саше, долго не отпускаю кнопку. Наконец, слышу шаги и отрыжку за дверью. Дядя Саша ломает брови на осоловелом лице, признает гостя и смотрит на мои руки.
Я показываю коробочку с медалью. Это не бутылка водки, но награда дядю Сашу радует. Пока он рассматривает медаль сына, я рассказываю, как смело и отважно воевал Денис Шмелев. Тут врать не требуется, Денис всегда был смелым и дерзким, порой до безрассудства.
Вопросов дядя Саша не задает. Обходится без слез. И помянуть не предлагает по той причине, что выпивки в его доме к ночи не остается.
Только, когда я собираюсь уходить, он окликает:
– За сколько ее можно продать?
Мои отбитые мозги в недоумении:
– Продать медаль?
Сашка-пьяница виновато улыбается:
– Чтоб не продешевить. На три бутылки хватит?
Делаю глубокий вздох, чтобы не сорваться. Швыряю ему тысячу и забираю медаль Дениса.
– Считай, продал. Не продешевил!
– Накинь еще, – клянчит Сашка-пьяница.
В голове мутит. Роняю вторую тысячу на пол и ухожу, пока закипающая злость не довела до беды.
16
Жизнь под огнем на передовой приучила спать чутко, иначе можно не проснуться. Дома также сплю урывками и только на спине, лечь на бок сломанные ребра не позволяют. В контуженной голове теперь не грохот обстрелов, а нервный ускользающий образ Златы. К кому она сбежала с большими деньгами?
Мысли о деньгах возвращают меня к Максу Лупику. Макс при деньгах и любит пустить пыль в глаза. Он положил глаз на Злату. Преграды в виде Дениса Шмелева больше нет. Злата это тоже понимает. Меня она презирает и игнорирует, а к спорткару Макса проявляла интерес. А что, если Злата живет с Максом? В юности девушки предпочитают быть рядом с сильным парнем, а повзрослев – с богатым.
Я иду к автомойке Макса Лупика. Это мойка самообслуживания на четыре поста. Денис работал на автомойке и мечтал купить подобную. Он так подсел на эту мечту, что и меня с Чехом уговорил копить деньги. И вот передо мной несбывшаяся мечта трех наивных солдат-удачи. Суровая реальность слизнула не только наши деньги, но и жизни двух мечтателей.
Кислотно-желтый «шевроле» в облаке пенных брызг заметен издалека. Рядом Макс собственной персоной в желтом худи с фирменными нашивками. Несмотря на название «самомойка», он моет не сам. Новый работник, сменивший Дениса, угождает хозяину.
Лупик видит меня и прищуривается из-под обесцвеченной челки. Подпускает ближе, встречает с наигранной радостью:
– Кого я вижу! С возвращением! Болтают, ты теперь того – Контуженый.
– У носорога очень плохое зрение, но при его весе, это не его проблема.
Макс кривится в улыбке:
– Не такой уж ты и Контуженый.
– Такой-такой. Справка имеется.
Макс хмыкает и мрачно кивает:
– Пойдем, что покажу.
Хозяин автомойки открывает блок с оборудование в центре между постами.
– В ту ночь, когда мы поцапались в клубе, кто-то расфигачил мои приборы, вылил химию. Факт! Ремонт больше двухсот косарей обошелся. А битый айфон в клубе – еще сотка.
– И что?
– По графику была смена Шмелева. Он по любому в ответе. Факт!
– И что? – повторяю я.
– Ха! С Хрюни не спросишь. Хотел его посадить, а он сам себя наказал. – Макс кривится. Высокомерной улыбкой он подчеркивает превосходство: – Такие, как Хрюня, долго не живут. Зря ты с ним связался.
Я представляю, как бы сейчас Денис врезал на прозвище Хрюня.
– Он Шмель. И мой друг!
– Типа, куда он, туда ты?
– Для друзей – это норм.
– Вот и проговорился. – Макс тычет в меня пальцем: – Ты тоже был здесь в ту ночь! Вы втроем позабавились, прежде чем на Донбасс свалить. Теперь ты один – тебе и платить. Факт!
Я стряхиваю его руку:
– Отвали! Я не помню. Я – Контуженый.
– Удобно, блин! – Лупика вдруг осеняет идея. – Давай прокатимся, Контуженый. Выпьем, поболтаем. Дело есть.
Мне надо выяснить, с ним ли живет Злата, и я соглашаюсь.
Макс красуется за рулем мощного автомобиля с длиннющим капотом. Я смотрю на наш город из окна дорогой машины, в голове разлад – тут мир, а рядом война. Тут можно мчаться по ровному асфальту и наслаждаться музыкой из десяти динамиков, а там надо передвигаться поближе к стенам и вслушиваться в звуки прилетов. Артиллерийский обстрел – и мирная жизнь превращается в ужас, боль и лишения. Дончане живут в этом ужасе долгие годы.
Лупику нет дела до чужих страданий. Он гнет свою линию:
– По драке в клубе я без претензий – бывает. Но за денежный ущерб надо платить.
– Это и есть твое дело?
– Не кипишуй! Можно не деньгами. Для Контуженого есть другая работа.
Мы в кафе. Разливая коньяк по бокалам, Макс объясняет:
– У меня одна автомойка имеется, хочу вторую покруче, на шесть постов. Крайний сделаю высоким, чтобы фуры заезжали. С них доход
