– Мы предупреждали вас, – тактично заметила она.

– Я должен был сюда приехать, все увидеть своими глазами. Бедный мальчик! Неужели он сгорел живьем?

– Нет, – ответила Герасимова, – он был уже мертв, когда его сожгли вместе с машиной.

– Значит, его убили? – ошеломленно пробормотал я. – Значит, все-таки убийство.

– Видимо, да. Но мы проведем патологоанатомическую экспертизу. Тогда будем знать абсолютно точно. Но даже по предварительному осмотру понятно, что он был мертв, когда горела машина. Можете в этом не сомневаться.

– Кто это мог сделать? – тихо спросил я.

– Вы меня об этом спрашиваете? – даже немного удивилась Герасимова. – Пока не могу ответить на этот вопрос. Будем проводить расследование. Сейчас сюда едет следователь. Захотят побеседовать с вами, это обязательно. Вы в состоянии дождаться следователя?

– Да, конечно. А когда нам могут выдать тело? Чтобы мы его похоронили?

– Через несколько дней. – Кажется, она мне сочувствовала. Я понял, почему у нее бесцветные глаза. Она просто выплакала их цвет. После смерти мужа… – Нам нужно провести весь комплекс экспертиз и выяснить, как он погиб. А потом попытаться найти того, кто мог это сделать.

– Долго будете искать?

– Не знаю.

– Можно я задам один личный вопрос? – попросил я.

– Хотите узнать, как долго искали убийц моего мужа? – Все-таки она была умной женщиной, эта Вера Герасимова. Майора просто так не дают. Даже в нашей полиции – коррумпированной и обесчещенной столькими реформами. Чтобы получить такое звание, нужно пропахать лет пятнадцать.

– Да, – кивнул я. – Сколько их искали?

– Ищут до сих пор, – глухо пробормотала она, – но это не тот случай. Тело мужа мне выдали через две недели. И я думаю, что его убийц никогда не найдут.

– Почему? Плохие следователи? Не умеют работать? Или не хотят?

– Нет. Все гораздо проще. Он был подполковником, руководителем специальной группы. Все преступники прекрасно понимают, что такие убийства не прощаются. Никогда и никому. Поэтому я почти убеждена, что его убийцы уже давно не гуляют по этому свету. Оставлять в живых таких важных свидетелей никто не решится. Их давно уже убрали. А заодно убрали даже тех, кто передавал им приказы. Обрубают всю цепочку. И возможно, правда всплывет лет через десять или пятнадцать, если когда-нибудь всплывет. У нас такая работа, – добавила она, вздохнув.

Я молчал, понимая, как ей тяжело.

– У вас другой случай, – сказала Герасимова. – Ваш друг не был ни офицером правоохранительных органов, ни следователем. И, насколько я поняла, не замешан в криминальных историях. Хотя если его убили, то это уже криминальная история. Поэтому полагаю, что в вашем случае убийцу или убийц будет найти гораздо легче. И быстрее. Но тело вам выдадут недели через две. Где вы хотите его похоронить? Судя по фамилии и имени, он был эстонцем? Отправите на родину?

– У него там никого не осталось. Мать была русской, похоронена в Москве на Головинском кладбище. Похороним рядом с ней, – пояснил я.

К нам подъехала машина, из которой вышел мужчина невысокого роста. Он сразу пошел к сгоревшей машине, задавая вопросы следовавшему за ним местному участковому.

– Извините, – Герасимова отошла от меня, подходя к следователю. Он недовольно посмотрел на подошедшую женщину, которая была выше его на голову. Очевидно, ему не нравился не только рост женщины. Они начали негромко разговаривать. Ко мне подошел Мегрелидзе.

– Как ты себя чувствуешь? – уточнил Эдик.

– Плохо, – выдавил я, – оказывается, его убили, а потом сожгли.

– Кто тебе сказал?

– Герасимова. Она уверена, что здесь сжигали уже мертвое тело. Только непонятно, кто и почему…

– Приехал следователь, – сообщил Эдик, показывая на коротышку. – Теперь возбудят уголовное дело и начнут искать убийц Мартина.

– Ты думаешь, что найдут?

– Обязательно найдут, – убежденно произнес Эдуард. – Главное, чтобы ты не переживал. На тебе лица нет.

– Я не думал, что буду хоронить Мартина, – признался я ему. – Он ведь был младше меня…

– Лучше не терзай себя, – посоветовал Мегрелидзе. – Поговори со следователем, и я увезу тебя домой. Нужно отдохнуть и выспаться. Ты позвонил водителю, чтобы он забрал твою машину от дома Мартина?

– Нет, забыл.

– Тогда позвони прямо сейчас, – предложил Эдик.

Я достал телефон, позвонив своему водителю Семену, попросив забрать мою машину. Когда закончил, меня позвали к следователю. Тот начал задавать какие-то дурацкие и дежурные вопросы. Потом поинтересовался о характере наших отношений. Неужели он думает, что если мы дружили, то я обязательно должен быть похож на тех женоподобных мужчин, которые увлекаются «мужской дружбой». Я сдерживался, но отвечал достаточно дерзко и независимо. Просто был не в состоянии разговаривать с ним после всего происшедшего. Кажется, он не совсем понимал мои чувства. Мы холодно расстались, и он пообещал вызвать меня для более обстоятельного допроса. Может, еще и подозревал меня, считал главным подозреваемым. От этого коротышки можно ожидать чего угодно.

Герасимова подошла и еще раз выразила соболезнование. Протянула руку. Рукопожатие было крепким, почти мужским. Я уселся в машину Эдика, и мы поехали назад. По дороге снова молчали. Говорить было не о чем. Все было так глупо, страшно, непредсказуемо, больно и запутанно. Как его могли убить, почему машина оказалась в таком заброшенном месте, что здесь действительно произошло? От таких вопросов раскалывалась голова. Мы приехали, и я, попрощавшись с Эдуардом, поднялся к себе домой. Он пообещал завтра приехать в офис. Дома почувствовал внутреннюю пустоту. У меня опять перехватило дыхание. Я пошел в комнату, в которой обычно оставался Мартин. Там были некоторые его вещи. Они все еще пахли Мартином. На тумбочке стоял флакон с его любимым парфюмом. В шкафу висели его майки, рубашки. Это было просто невыносимо. Я вышел из комнаты, закрыв дверь. Может, нужно их уничтожить, чтобы меня не подозревали в убийстве Мартина. Но я не смогу. Я знаю, что не смогу притронуться к его вещам еще достаточно долго. Даже под угрозой собственного ареста.

Пройдя в кабинет, уселся за стол. Долго думал, обхватив голову руками. И потом неожиданно вспомнил про звонок Тамары. Сколько сейчас? Уже половина первого ночи. Тамара обычно засыпала достаточно поздно, сказывался ее богемный образ жизни. Она ведь почти никогда не работала. Везде немного и нигде конкретно. Конечно, она могла себе это позволить. На деньги своего отца, брата и мужа. С меня ежемесячно вычитали четверть зарплаты. А в последние годы это была очень приличная сумма, на которую две молодые женщины вполне безбедно могли существовать.

Я поднял телефон и набрал номер Тамары. Хорошо, что он зафиксировался у меня на мобильном телефоне, иначе я бы его никогда не вспомнил. Она почти сразу ответила, словно ждала именно моего звонка: