Девушка молчала. Паша обошел ее сзади и сел напротив, на ту же скамейку, на которой сидела Малышкина.

– Ты плакала? – он приблизился к Алене.

– Нет, – отвернулась та.

– Но у тебя лицо заплаканное.

– Я же сказала, что не плакала, – довольно грубо ответила она.

– Ладно, – смирился Орешкин. – Не буду надоедать. В такие моменты хочется побыть одной… Но я хочу, чтобы ты знала…

– Сделай одолжение, оставь меня в покое, – тихо сказала Малышкина.

Паша встал со скамьи и, сделав пару шагов, услышал позади себя тихий голос:

– Подожди, пожалуйста.

Он замер и оглянулся.

– Посиди со мной, – попросила Алена. В ее глазах были мольба и печаль. Внезапно ей стало невыносимо одиноко, и боль сдавила сердце. Малышкина поняла, что если так будет продолжаться, она не сможет терпеть. Расставить все точки над «i» надо как можно скорее.

– Конечно, – Орешкин ринулся к ней и снова сел напротив. – Хочешь поговорить?

Она промолчала.

Он взял ее ледяную руку в свои.

– Ты вся замерзла… и дрожишь.

– Есть немного, – согласилась Алена.

Орешкин снял свою куртку на меху, оставшись в одном свитере, и бережно накинул ее на плечи девушке. Она улыбнулась. Внутри стало очень тепло. Ей нравилась его забота. Он снова взял ее руки в свои ладони и принялся их растирать, изредка поднося к своим губам и обдавая горячим дыханием. Они просидели так, в молчании, минут пять. Потом Алена не выдержала и ненароком посмотрела в глаза Паше. Разочарование, которое вновь настигло ее сердце, было жгучим и неприятным. «Карие… Снова этот цвет, я его ненавижу… – подумала Малышкина. – Меня опять предают, причиняют боль. Но разница в том, что сейчас я сама виновата…»

– У тебя ресничка на щеке, – вдруг сказал Паша.

– Ну и что? – улыбнулась Алена.

– Найди ее и отдай мне.

Малышкина начала аккуратно водить кончиками пальцев по щекам и наконец обнаружила длинную черную ресничку. Она отдала ее Орешкину и застыла в ожидании:

– Зачем тебе она?

– Загадывай желание, – Паша подмигнул Алене.

Малышкина никогда не верила в подобного рода чушь, поэтому с абсолютно пустыми мыслями кивнула, мол, загадала. Орешкин сдул ее со своей ладони, и ресничка мгновенно исчезла, спикировав на снег.

– Иногда желания исполняются, – произнес Паша.

– Мое, наверное, не исполнится, – усмехнулась Алена.

– Может, я попробую его отгадать?

– Попробуй, – Малышкина пожала плечами.

Вдруг Паша ее поцеловал.

По-настоящему.

В губы.

Алена ни о чем не думала. Она чувствовала, как теплая волна несется по телу… волна счастья, любви… Любви?! Да, любви…

Ночь уже накрыла город, когда две счастливые пары влюбленных шли по пустому проспекту, который освещали десятки тусклых фонарей. Их сердца действительно стучали в унисон. Они шли отдельно друг от друга. Ксюша и Артем тихо перешептывались. Алена с Пашей держались за руки, улыбка не покидала их лиц. Малышкина была счастлива, ей не хотелось портить настроение, но выяснять правду надо было сейчас или никогда. И она негромко спросила:

– Ты ее любишь?

– Нет, – уверенно ответил Орешкин. – Для того и танцевал с ней, пытался что-то вновь почувствовать. И ничего. Пусто.

– А расскажи, что между вами было?

– Ничего особенного, – равнодушно пожал он плечами. – Давным-давно я был в нее влюблен без памяти, а она, как самая красивая девчонка в классе, отвергала всех, кто пытался к ней подкатить. Среди таких балбесов оказался, к несчастью, и я. Правда, мне повезло немного больше, чем другим пацанам. Она уделяла тогда еще не чемпиону, но уже хорошему боксеру чуточку больше внимания. Я радовался, как ребенок, которому на Новый год подарили долгожданную машинку. А ей нравилось играть, и в один прекрасный день она просто сказала, что больше я ей не нужен.

– Так и сказала? – ахнула Алена.

– Угу.

– Как можно быть такой бессердечной?!

– Вот так. Но сейчас, когда мы танцевали, Кристинка и призналась, что тоже была ко мне неравнодушна, но не хотела, чтобы это видели подруги, иначе бы, понимаешь, ее засмеяли.

– Но из-за чего засмеяли бы?

– Что сначала я за ней бегал, а теперь она за мной…

– Какой бред! А на нас-то она что наехала?

– Ну, конкурентки… – рассмеялся Паша. – Да черт с ней, с этой Кристиной. Все кончено. Ты мне лучше скажи, у тебя была безответная любовь? Или какая-нибудь другая, взаимная?

Малышкина горько вздохнула:

– Моя мама говорит, что отрицательный опыт тоже необходим. Так вот, имеется у меня такой. Как раз безответная любовь. Мальчик был в одиннадцатом классе, а я… я даже уже и не помню, в каком – так давно это было! Ну и я, как последняя дурочка, втрескалась в него, писала ему стихи, кидала их в почтовый ящик, звонила на домашний телефон и взволнованно дышала в трубку. А потом подошла и призналась во всем.

– А он?

– А он меня отшил, – усмехнулась Алена, вспомнив, какой глупой была.

– И что ты поняла?

– А то, что чувства, которые я испытывала тогда, и те, что испытываю сейчас, когда иду в обнимку с тобой, совершенно разные.

– Значит, ты меня любишь больше, чем его? – шутливо посмотрел на Алену Паша.

– Нет, – покачала она головой. – Тебя я люблю по-настоящему.

– Солнце ты мое. – Орешкин нежно поцеловал ее в макушку.

– Я так счастлива, – блаженно улыбнулась Алена и прикрыла глаза, положив голову ему на плечо.

– И я…

Малышкина под ручку с Пашей подошла к своему дому.

– До завтра? – улыбнулась она.

– Да, у меня есть для тебя сюрприз.

– Правда? Какой? Я люблю сюрпризы.

– Тебе, думаю, понравится!

– Буду с нетерпением ждать завтра, чтобы вновь увидеться с тобой.

– И я. Спокойной ночи, Ален.

– И тебе сладких снов.

Алена открыла калитку, вприпрыжку пробежалась по дорожке и вставила ключ в замочную скважину, провернула его четыре раза, и дверь, ведущая в дом, бесшумно отворилась. Алена на ватных ногах, усталая и такая счастливая, вошла в коридор и включила свет.

– Я пришла!

– Аленушка! – воскликнула мама Елена Викторовна, выбежав из кухни, и обняла свою дочь. – А я волновалась! Мало ли какие маньяки сейчас бродят! Надо было папе сказать, чтобы он вас подвез! Нет, сейчас очень темно для ночных пеших прогулок… Ален, а почему ты меня совсем не слушаешь и так мечтательно улыбаешься?