Обстановка за столом была спокойной и почти непринужденной, пока Эрику не пришло в голову продолжить с Флоренс разговор, начатый у манежа.

— Дорогая, — начал он в свойственной ему рассудительной манере, — есть дела, которыми ты могла бы заняться, раз у тебя появилась возможность освободиться от тяжелой работы на ферме. Дела более важные — такие, например, как…

— Какие же, например? — прищурившись спросила Флоренс.

Эрик на секунду смешался.

— Ну, например, осенний бал, в подготовке которого принимает участие моя сестра. Только вчера она вспоминала о твоем безупречном вкусе и сожалела, что тебя нет рядом с ней.

— У меня есть более серьезные обязанности, — отрезала Флоренс.

— Какие это? — вмешался отец в их разговор.

— Не твоя забота, отец, — отмахнулась от него Флоренс.

Отец побагровел, но сдержался.

— Хотелось бы знать тем не менее, о каких серьезных обязанностях ты говоришь, — терпеливо спросил он снова.

— Я готовлю Дарлея к призовым состязаниям в конце лета, я тебе уже говорила об этом.

— Мне не хотелось бы еще раз объяснять тебе, почему Дарлей не может участвовать ни в этих, ни в каких-либо других конных соревнованиях, — сказал Дэвид, делая ударение на каждом слове.

— Дарлей будет участвовать в призовых соревнованиях в конце этого лета, — точно так же произнесла Флоренс. — И он станет победителем.

Дэвид Моранис от возмущения открыл рот… и сорвался.

— Ты сошла с ума? Да этот жеребец не пройдет и половины дистанции, а то и вовсе откажется бежать! Почему ты решила, что тебе удастся то, чего не удалось двум тренерам?

— Потому что я работаю с Дарлеем почти год и знаю, на что он способен, — упрямо сказала Флоренс. — Я предлагала тебе сегодня прийти посмотреть на него, но ты не пришел. У меня впереди два месяца, и все оставшееся время я посвящу занятиям с Дарлеем. — Последняя фраза явно предназначалась для ушей Эрика, который растерянно молчал, слушая спор между отцом и дочерью.

— Послушай меня, дочка… — примирительным тоном начал Дэвид.

— Не буду я тебя больше слушать, потому что ты говоришь мне то, что я слышать не хочу. — Она отвернулась от него и посмотрела на Эрика.

— Выпороть бы тебя, как в детстве, — пробормотал отец, расстроенный поведением дочери. — Извини, Эрик, она стала такой же неуправляемой, как ее жеребец.

— Успокойтесь, Дэвид, Флоренс просто пошутила, — уверенно заговорил Рэнделл. — У нее своеобразное чувство юмора. Она не хотела нагрубить вам, я уверен. — Он потянулся к руке Флоренс, лежавшей на столе, но та быстро убрала ее.

— Напрасно ты так уверен. Я говорила абсолютно серьезно.

Рэнделл засмеялся.

— Вот видите, она просто дразнит нас всех.

Кристина все это время молча приглядывалась к дочери. Незаметные на первый взгляд перемены произошли с Флоренс за последние два дня. Раньше она не позволяла себе так разговаривать с отцом. Сейчас она настроена явно агрессивно, словно всем своим поведением хочет сказать: «Оставьте меня в покое, иначе я кого-нибудь убью!».

— Наверное, можно заставить Дарлея выполнять команды, можно приучить его бегать, но это еще не значит, что он сможет участвовать в состязаниях, — усталым голосом снова заговорил Дэвид. — Ты забыла, что потенциальный победитель — тот жеребец, который стремится опередить всех, стремится победить. А у Дарлея есть склонность обращать слишком много внимания на других лошадей. Пойми, Фло, он не побежит, сколько бы ты его ни тренировала!

— Просто у него был в самом начале плохой тренер. Несчастный Дарлей, ему не повезло.

— Согласен, что тренер был плохой и Дар-лею не повезло. Но теперь уже ничего изменить в его психике нельзя. Ты это понимаешь?

— Можно! — упрямо ответила Флоренс и встала из-за стола. — Извините, но мне пора идти к Дарлею.

— Я провожу тебя, — вызвался Эрик.

Флоренс совсем не хотелось оставаться наедине с ним, подозревая, что он снова заговорит с ней о своих чувствах. Но она не знала, как отказать ему.

— А что за парень, этот Джон Картерс? — спросил Эрик, когда они вышли из дома. — Мне показалось, Флосси, что он ведет себя с тобой слишком фамильярно. Тебе так не кажется? Он ведь всего-навсего временный управляющий, а разговаривает с таким достоинством, будто он…

— Будто у него есть чувство собственного достоинства, — договорила Флоренс. — Что в этом плохого? Я не заметила, чтобы он вел себя фамильярно, — сказала она и отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

— А я заметил, как он смотрит на тебя, — несколько раздраженно сказал Эрик.

— Как? — заинтересовалась Флоренс.

— Как будто хочет тебя трахнуть, вот как! — вырвалось у Рэнделла.

— Эрик Рэнделл, вы забываетесь! — возмущенно воскликнула Флоренс, покраснев от сдерживаемого смеха. Если бы Эрик знал, что только сегодня утром именно это чуть не произошло на сеновале. И самое интересное, что она не сопротивлялась, а наоборот, сама спровоцировала это.

— Ты из другого поколения, Флоренс, которое проще относится к вопросам секса. Современная молодежь, так сказать, — с иронией произнес Эрик, — но есть все-таки рамки приличий.

— А ты из прошлого века, да? — насмешливо спросила Флоренс. — Даже если мистер Картерс и смотрел на меня так, что из этого?

— Он не смеет ухаживать за тобой, потому что ты моя невеста.

— Не выдумывай, Эрик! Картерс за мной не ухаживает, а я не твоя невеста. Я сама по себе.

— Флосси, ты же знаешь, о чем мечтают наши родители. — Теперь в его голосе не было высокомерия и даже проскальзывали заискивающие нотки.

— Но не я! — категорически заявила она.

— Ты знаешь, что я с детства в тебя влюблен и…

— Что не помешало тебе перетрахать, выражаясь твоим языком, дюжину девиц только в нашем графстве, — ехидно заметила Флоренс.

— У тебя тоже были увлечения, — осторожно напомнил ей Эрик.

— Только одно, и короткое, незачем даже вспоминать, — парировала Флоренс.

— Давай забудем, — согласился Эрик, — и начнем с тобой совместную жизнь. Тогда мне не придется искать кого-то на стороне.

— Я не согласна на такой союз.

— Флосси, ты не понимаешь…

— Перестань разговаривать со мной, как со слабоумным ребенком! — разозлилась Флоренс. — Мне кажется, я говорила ясно и отчетливо. Хочешь, чтобы я повторила?

Эрик попытался обнять ее, но Флоренс оттолкнула его руку.

— Ты заставляешь меня страдать, Флосси, — сказал он с видом оскорбленного достоинства. — Возможно, я не сумел доказать тебе всю глубину моего чувства к тебе.