паче ежели ранен был. Сии приступы токмо и берегли Штадена во всех сражениях. Как, к слову, и ныне, на службе царской.

Алёна выхватила из рук Штадена кольчужное полотно да швырнула на сундук за своей спиной. Она перевела дух, сложивши руки на груди, да глядела на Генриха. Опричник слабо плечьми повёл, точно вопрошая – в чём укор? Да так, будто бы и не видит, как сквозь хмурость теплится мягкая улыбка на устах да сколь много заботы в очах, сколь много тепла.

– От прибьют тебя бесславно – куда мне податься? – вопрошала Алёна, понарошку браня немца. – Ей-богу – не вернуся в тот гадюшник.

Генрих усмехнулся, приобнявши Алёну да привлекая к себе.

– Али так – молись за меня, – просто произнёс Штаден, и едва он прильнул к животу девушки, Алёна не без строгости подняла его взор на себя.

– А там, на чужбине, за тебя кто-то молится? – спросила она, прищурившись.

Штаден пожал плечами, глядя на Алёну.

– Не думаю, – ответил наёмник.

Сей ответ много смягчил взор Алёны. Наклонилась она да припала устами ко лбу Штадена, запечатляя тёплый поцелуй. Не спеша отстраняться, приблизила лицо своё к самому уху опричника.

– Посему береги себя, – наказала Алёна.

Генрих тотчас же привлёк её ближе. Из крепкой хватки Штадена выпутаться было гиблым делом – всяк знал – то точно капкан. Ведала уж и Алёна, да малость в ином толке. И, право, противилась, да беззлобно, скорее играючи, лишь боле задоря немца.

* * *

О боярах – Басманове и Штадене – доложил холоп, ударившись широким раскрасневшимся лбом о каменный пол. Коренастый мужичок кивнул, вытирая лицо белым платком – от жару али от ропота пред опричниками. Тяжёлое дыхание его легко давалось объяснению. То был оружейник, о коем молва ходила – об нём да о товаре его. Благолепие своё уж разложил купец на застланных столах. Волнением полнилась грудь его, покуда выжидал, как явятся слуги ближнего круга царского.

Едва двери отворились, мужик отдал поклон. Фёдор скоро заворожился, даже опешил от такого выбору оружия. Опричник присвистнул да всплеснул руками. Первым делом внимание его привлекли клинки уж больно диковинной формы. Лезвие вилось змеёю, коварно изгибалось частыми волнами. Фёдор взялся за рукоять да повёл причудливым мечом в воздухе. Штаден поглядел на восторг, в коем пребывал друг его.

– Сей клинок, сударь, в большом ходу в тамошних землях, средь латинов, – с поклонами доложил купец.

Фёдор коротко кивнул, поводя клинком, да положил обратно.

– От всё не как у людей! – усмехнулся Фёдор, обернувшись через плечо на Штадена.

– Коварный клинок, подлый, – молвил Генрих да усмехнулся, окидывая Басманова коротким взглядом с ног до головы. – Таким верхом не помашешь.

– Ежели так, не в ходу он у меня будет, – с сожалением вздохнул Басманов, откладывая причудливое оружие.

Басманов прикинул, каково рубануть таким лезвием, что волнами идёт, точно дрожащий от пламени воздух. Фёдор едва заметно приподнял бровь и, порою поглядывая на немца, приступился глядеть прочее оружие. Право, форма клинка и впрямь заняла опричника, но всё же на службе уж привык обходиться шашкою. Весёлая улыбка поугасла на лице Басманова, покуда взор его пал на тяжёлые булавы.

Ему припомнились давние годы его отрочества. Очутившись в отцовской оружейной, совсем мальчишкою, сразу же потянулся к тяжёлой булаве. Оружие было приставлено к стене и выглядело и впрямь громоздким, но едва ли это остановило Федю. Со всею мальчишеской прытью вцепился в рукоять да потянул на себя, сколь было мощи. Тяжёлое древко грохнулось, да прямо на ногу. И больно, и обидно сделалось! Фёдя отскочил назад, выругавшись какой-то бранью, подхваченной у ратных друзей отцовских.

– От это ты откудова набрался? – раздался знакомый басистый голос из-за спины.

Мальчишка замер, поднявши взор на отца. Алексей прошёлся по оружейной да воротил булаву на место. Пойдя мимо сына, потрепал по голове да усмехнулся в усы.

– Давай, подрастай, будешь сим всем володеть, – молвил Алексей, широким жестом окинув палату.

Как сейчас помнил Фёдор, каким блеском, каким восторгом наполнились его очи. Но сколь быстро видения прошлого пришли, столь же быстро и отступили прочь. Слишком тяжелы были булавы для Фёдора и ныне. Молодой опричник обходил столы, на коих красовались клинки, изгибались на восточный манер али тянулись ровно.

Штаден стоял подле длинных древков копий со сложными навершиями. Видя, как Фёдор задумчиво поглядывает на сабли, купец учтиво подступился к Басманову.

– От, – молвил торговец, протягивая шашку опричнику, – право – славнее не сыщете.

– Для пешего бою? – спросил Фёдор, вынимая оружие из ножен.

– И для оного пойдёт, – кивнул купец. – Но, право, сподручнее с седла.

Фёдор удовлетворённо кивнул, вглядываясь во сталь хладную.

– Пойдёт? – спросил Генрих, глядя за исканиями друга.

Басманов обернулся чрез плечо, а затем и степенно полностью воротился ко Штадену. Рука немца уже лежала поверх рукояти его собственной сабли. Фёдор убрал шашку в ножны да пожал плечами.

– Думать надобно, – задумчиво протянул Басманов, постукивая пальцами по ножнам.

– Неужто? – вопрошал Штаден, почёсывая подбородок.

– И иначе никак, – точно с сожалением, вздохнул Фёдор, мотнув головой.

Пару мгновений опричники глядели друг на друга. Купец отчего-то ощутил хладный дух на спине своей да отступил назад. Нутро не подвело торгаша. Мгновение, и опричники сцепились в драке на саблях. Всё вспыхнуло столь скоро, что едва ли мог кто быть зачинщиком – будто единовременно сошлись они в бою, обнажив оружие своё.

Фёдор вскоре принялся боле отступать, нежели разить противника. Штаден загнал Басманова в коридор – размаху едва ли было место. Фёдор не дал повалить себя на пол – пущай, что подсечки немца были проворны и ловки. Штаден уже умерил натиск, ибо не мог держать защиты. Басманов быстро свыкся с новою шашкой – как влитая сидела в руке, – того глядишь, и за Фёдором могла быть победа – да вообще запросто!

– Бросить резню, черти! – раздалось в коридоре.

Фёдор и Штаден вмиг уняли битву, обратившись взором в коридор.

– Как дети малые! – распалился опричник Хворостинин. – Отчего ж на деле-то не намашетесь?

– И тебе день добрый, Иваныч, – с усмешкой произнёс Фёдор, тряхнув головою да убирая пряди чёрные, ниспавшие на лицо в пылу дружеского сражения.

* * *

Заря медленно наступала. Скупое небо прятало в ночных сумерках своё злато. Посему нощи тянулись дольше обычного, отчего и вся природа, и всякий порядок вещей точно удручённый сделался, хмурый. Лошади били копытами, под стать и самим опричникам. Когда уже вся братия была в сборе, князь Вяземский, негласно принявший главенство, оглядел всадников.

– Все ль в сборе? – вопрошал Афанасий, прищуривая очи, пленённые ночными сумерками.

– Погодь, а где… – было остерёгся Малюта, да