Ш а й б а н н е (подходит к мужу, хватает его за руку). Этого не может быть, неправда!

П е т р а н е к. А почему бы и нет? Очень даже правда.

Ш а й б а н. Для меня это все равно что он воскрес… Я видел, когда он…

В о н ь о. Мы все его видели таким, господин капитан. И все-таки он жив.

А л м е р и. Если ты оправился от потрясения, то, может, сядем к столу.

Ш а й б а н (берет себя в руки, смотрит в глаза Алмери). Отто, ты остался таким же, каким был… Хотелось бы вас поприветствовать. Ты, если не ошибаюсь, Дюкич? Не обижаешься, что я говорю тебе «ты»?

Д ю к и ч. Нет, господин учитель.

Ш а й б а н. Сервус, Воньо. Ты отлично выглядишь. Гляди-ка, Фориш! Слышал, будто ты разбогател. Верно? Сервус, Редецки. Надеюсь, после войны ты закончил университет? (Протягивает ему руку.)

Р е д е ц к и (не подавая руки). Убийце я руки не подам.

Ш а й б а н н е (подбегает к ним). Как вы смеете так говорить? Позор! Почему вы все молчите?

Р е д е ц к и. Шестьдесят три наших товарища покоятся на склоне холма, не считая нас — одиннадцати человек, — вся рота!

Ш а й б а н. По моей вине? Знаешь, в чем ты меня обвиняешь? В массовом убийстве.

Ш а й б а н н е. Сообщалось же, что будет торжественное открытие мемориальной доски.

Ш а й б а н. Я был командиром, Анна. Как видно, решили все свалить на меня.

А л м е р и. Зачем ворошить старое?

Р е д е ц к и. Нас втянули в бой в последний момент. Не станете же вы отрицать, что ответственность за это лежит на вас?

Д ю к и ч. Сударыня, не беспокойтесь, вашего мужа не съедят. (Шайбану.) Редецки говорит не об уголовной ответственности, а лишь о моральной.

Ш а й б а н. Когда командуешь на войне, меньше всего думаешь о моральных проблемах.

Х о л л о. Протестую от имени армии, офицером запаса которой я являюсь!

Ш а й б а н. Тогда ты тем более должен знать, в чем главная обязанность командира. Обеспечить железную дисциплину, надлежащую боеспособность вверенной ему части, чтобы наносить максимальный урон противнику.

Х о л л о. Это ясно.

Ш а й б а н. Но это означает, что в конечном счете степень боеспособности солдат определяется моральными и волевыми качествами командиров.

Д ю к и ч. Не в этом суть. Важно то, во имя чего ведется борьба.

Ш а й б а н. В том-то и дело, что солдата не спрашивают о его мнении. Он не волен выбирать, на чью сторону становиться, разве только в гражданской войне.

А л м е р и. Этим ты как бы сам себе ставишь вопрос. Последние месяцы заметно напоминали гражданскую войну. Вспомни хотя бы столкновения между армией и нилашистами{181}.

Ш а й б а н. Это были незначительные стычки. Они ничего не решали.

Р е д е ц к и. Давайте не будем уклоняться от главного. Рота погибла в тот момент, когда можно было избежать даже минимальных потерь.

Ш а й б а н. Но почему это произошло?

П е т р а н е к. Потому, что вы отдали приказ о сопротивлении.

Ш а й б а н. Неправда!

Х о л л о. Вы отрицаете?

Р е д е ц к и. Тогда у вас была смелость, а теперь ее у вас нет.

Ш а й б а н н е. Это издевательство над человеком!

Ш а й б а н. Оставь, Анна. Я сам ничего не понимаю. Я ясно помню, что не отдавал никакого приказа.

П е т р а н е к. На этот счет мы все иного мнения — дело обстояло совершенно по-другому.

В о н ь о. Я вовсе так не считаю. Увольте, не впутывайте меня в эту историю.

Ш а й б а н. Прошу всех вас, давайте попытаемся сообща припомнить события того последнего дня.

Д ю к и ч. Как вы себе это мыслите?

Ш а й б а н. Постараемся досконально разобраться во всем по порядку, не упуская ни малейшей подробности — вспомним, кто что говорил, как действовал, в чем провинился, какой промах допустил.

В о н ь о. Это же сущий абсурд! Разве мыслимо спустя более двух десятилетий точно припомнить события давно минувших дней?

Ф о р и ш. К тому же, вконец запутавшись, мы станем сваливать вину с больной головы на здоровую, возводить напраслину друг на друга, придумывать всякие небылицы.

А л м е р и. Пусть тебя это не беспокоит. Тот, на кого возведут поклеп, как-нибудь сумеет оправдаться. Здесь, скорее, каждый будет опасаться, что придется повторить вслух свои прежние высказывания, от которых нынче всех чертовски коробит.

Р е д е ц к и. А я нисколько этого не боюсь. Готов держать ответ за все сказанное мною тогда.

В о н ь о. Ну к чему все это? Ты что-то сказал, а господин капитан тебе возразил и заявил, что это неправда. Ну и будем считать вопрос исчерпанным.

Ш а й б а н. Нет, теперь я так просто отсюда уехать не могу. Вы тоже не имеете права. Это надо выяснить.

Р е д е ц к и. То, что я утверждаю, вам не опровергнуть.

Ш а й б а н. Я и не собираюсь этого делать! Вот когда ты докажешь — тогда посмотрим.

А л м е р и. Что ж, пожалуй, это верно.

Ш а й б а н. Послушайте! Общими усилиями можно восстановите в памяти даже то, что одному человеку не под силу. Это я, как педагог, часто наблюдал. Давайте попытаемся! Перечислим все вместе список личного состава роты. Если не удастся, прекратим всю эту затею.

В о н ь о. Однажды я потратил на это целую ночь, но не мог вспомнить даже половины фамилий. Хотя я-то их всех знал!

П е т р а н е к. Идиотизм! Вся эта затея не имеет никакого смысла.

Р е д е ц к и. А почему бы не попытаться? В случае неудачи мы ничего не теряем.

Х о л л о. Но кто проверит, правильно ли мы всех назовем?

Ш а й б а н. Хотя бы ты. (Достает записную книжку, раскрывает и передает ее Холло.) Вот он, последний список.

А л м е р и. Покажи-ка!

Х о л л о. Нет, в него никто не должен смотреть.

Р е д е ц к и. Начнем?

Д ю к и ч. Пожалуй.

А л м е р и. Был еще кто-нибудь на букву «а» кроме меня?

Х о л л о. Это список рядового состава, господин прапорщик.

Д ю к и ч. Первым был Имре Адони!

Ф о р и ш. Адони с обветренными губами! Помню, он всегда ел и проливал суп! Постой-ка… Алачонь Лёринц, Биро Андраш.

В о н ь о. Бодаки, Будаи, Булгар, Гергё.

Р е д е ц к и. Даниэль Геза.

Х о л л о. Нет, до него еще кто-то есть.

А л м е р и. Верно. Цифра Элемер! Потом Даниэль, Даллош, Добшич, Душански. Черт возьми, дело идет лучше, чем я думал.

Ф о р и ш. Теперь моя очередь — Фориш Янош.

В о н ь о. Перед тобой — ефрейтор Дюкич. Янак, Кабаи, Карпаш, Кубачка.

Р е д е ц к и. Ланди, Ликовец.

А л м е р и. Марча Геза, Мольнар, Можар.

Короткая пауза.

В о н ь о. Между прочим, был кто-то еще на букву «м»!

Х о л л о. Не один, а двое.

Ш а й б а н. Не подсказывай.

Ф о р и ш. Ну, конечно! Мовик Дёрдь, затем Мураи.

Р е д е ц к и. Нанаши Ференц, Напра Иштван.

А л м е р и. Щербатый Нидер, помните его? Когда он смеялся, у него всегда высовывался язык. За ним следовал Носваи.

Р е д е ц к и. Не пропустить бы Нугента Лайоша.

Д ю к и ч. Верно! Нугент, Никош, Нилашди, Нюл Габер, Нюлфалуши Берталан.

Ф о р и ш. Невероятно… Неужто всех помним? Облат Фердинанд, Охати.

В о н ь о. Олай Дежё, Оллани — у нас была целая куча на букву «о» — Орос Янош, Орос Кальман, Орсаг, Орвош!

А л м е р и. Пандур.

Х о л л о. С такой фамилией солдата не было.

А л м е р и. В таком случае откуда я ее взял?

Р е д е ц к и. Следующий — Паллаг Шандор, потом — Пап Имре, Пап Виктор.

Д ю к и ч. Пербали,