Официантка принесла кофе. Эббот поблагодарил ее.

– Заказ мы сделаем попозже, – сказал Сэм. – Вам придется довериться моим суждениям. – Он в упор посмотрел на Валери. – Надеюсь, вы это понимаете?

– Да, я доверяю вам.

– Не дозвонившись до вас, я связался кое с кем из тех, с кем работал в Вашингтоне пару лет назад. Эти люди в делах подобного рода чувствуют себя как рыба в воде, у них есть ответы на вопросы, которые мы еще не успели задать.

– Вот с ними-то и хочет связаться Джоэл! – прервала его Валери. – Вы же видели его тогда… Вы ночевали у него в гостинице, помните? Он сказал, что вы оба тогда перебрали.

– Это правда, – согласился Сэм. – И наговорили друг другу много лишнего.

– Вы тогда работали экспертом по оснащению самолетов – так сказал Джоэл – и были связаны со специалистами различных разведывательных служб.

– Правильно.

– Вот с ними-то ему и нужно связаться! Он должен рассказать им то, что ему удалось узнать! Я забегаю вперед, Сэм, но Джоэл считает, что этих людей следовало бы подключить к делу с самого начала. Он понимает, почему выбрали именно его, и, как это ни странно, даже не оспаривает правильность такого решения! Но без этих ваших знакомых ничего не получится.

– Да, вы здорово забегаете вперед.

– Я еще вернусь к главному.

– Погодите, сначала дайте мне закончить. Я переговорил с ними, сказал, что не верю ни единому печатному или устному слову. Но они единогласно утверждают – это не тот

Конверс, которого я знал, и посоветовали мне держаться от него подальше. Дело, по их словам, безнадежное, и я могу только сильно запачкаться. Это не тот Конверс, которого я знал, сказали они. Это псих, совсем другой человек. И есть много тому доказательств.

– Но вы же отозвались на мой звонок. Почему?

– По двум причинам. Первая очевидна: мы вместе с Джоэлом прошли через такие испытания, что все разговоры и слухи о нем кажутся мне бессмыслицей, а возможно, мне просто хочется, чтобы они оказались бессмыслицей. Вторая причина менее субъективна. Я умею распознавать ложь, а мне подсовывали именно ложь, так же как и тем людям, которые ее потом распространяют. – Эббот отпил немного кофе, как бы приказывая себе не спешить и успокоиться. Командир эскадрильи обязан владеть собой. – Я переговорил с тремя людьми, которым я доверяю, и каждый из них перепроверил данные по своим каналам. После этого они снова связались со мной, и каждый из них, по существу, сказал одно и то же, хотя и на разных языках, – каждый рассматривал проблему в своем аспекте, это единственный способ работы с такими людьми. И повторялась слово в слово только одна деталь, и эта деталь была ложью. Все они утверждали, что причиной нервного срыва были наркотики.

– У Джоэла?

– Они говорили об этом в одних и тех же выражениях:

“По свидетельствам, просочившимся из Нью-Йорка, Женевы и Парижа, Конверс в больших количествах приобретал наркотики”. Это – одна из формулировок. Вторая звучит примерно так: “Медицинские эксперты пришли к выводу, что инъекции наркотиков повлекли за собой распад психики и вернули его в прошлое”.

– Но это безумие! Это ложь! – выкрикнула Валери так громко, что Эбботу пришлось успокаивающе придержать ее за руку. – Простите, ради Бога, но это – наглая ложь, – прошептала она. – Вы даже не представляете себе…

– Нет, Вэл, очень хорошо представляю. Джоэла пять или шесть раз накачивали наркотиками, их присылали из Ханоя, и никто не противостоял им активнее, чем он. Он ненавидел их. Единственное, что он себе позволял после Вьетнама, – это табак и алкоголь. Случалось, после жуткого похмелья я бросался к домашней аптечке в поисках брома или аспирина, однако он ни к чему не прикасался.

– Всякий раз, когда приходилось продлевать заграничный паспорт и делать новые прививки, он выпивал не менее четырех мартини, – сказала Валери. – Господи, и кому же понадобилось распускать подобные мерзости?

– Когда я попытался выяснить это, мне дали понять, что подобная информация закрыта даже для меня.

Бывшая миссис Конверс широко раскрытыми глазами смотрела на бригадного генерала.

– Вы должны выяснить это, Сэм, вы же сами понимаете, разве не так?

– Расскажите-ка мне обо всем, Вэл.

– Все началось в Женеве, и главной побудительной причиной для Джоэла стало имя Джорджа Маркуса Делавейна…

Эббот крепко зажмурил глаза, и лицо его сразу постарело.

Крик хищника в ночной морозной тиши – крик человека в инвалидном кресле, упавшем на пол. Короткие обрубки, которые были когда-то ногами, беспомощно шевелились, сильные руки приподнимали туловище над ковром.

– Адъютант! Адъютант! – орал генерал Джордж Маркус Делавейн, пока на столе, стоящем под странно окрашенной географической картой, разрывался от звона темно-красный телефон.

Крупный, мускулистый человек средних лет в полной парадной форме вбежал в дверь и бросился к своему начальнику.

– Разрешите помочь вам, сэр. – Он почтительно потянулся к креслу.

– Не меня! – завопил Делавейн. – Телефон! Сними трубку! Скажи, что я вышел и сейчас вернусь! – И старый вояка с трудом пополз к столу.

– Одну минуточку, – проговорил адъютант в трубку. – Генерал сейчас будет. – Подполковник положил трубку на стол и подбежал сначала к креслу, а потом к Делавейну. – Прошу вас, сэр, разрешите вам помочь.

С выражением бессильного отвращения на лице калека позволил усадить себя в поднятое кресло и сразу же устремился вперед.

– Дайте мне трубку! – приказал он. – “Пало-Альто интернэшнл”. Слушаю. Назовите код дня!

– Черинг-Кросс, – ответила трубка с британским акцентом.

– Что у вас, Англия?

– Радиодонесение из Оснабрюка. Его взяли.

– Убейте его!

Хаим Абрахамс сидел у себя на кухне, барабаня пальцами по столу и старательно отводя взгляд от телефонного аппарата и висящих на стене часов. Истекал четвертый из назначенных сроков, а Нью-Йорк молчал. Приказ был совершенно ясен: сообщения по телефону делаются в тридцатиминутные периоды через каждые последующие шесть часов. Срок первого из них истек двадцать четыре часа назад, когда, по его подсчету, совершил посадку самолет из Амстердама. Двадцать четыре часа – и ничего! Пропуск первого тридцатиминутного отрезка не очень-то обеспокоил его – трансатлантические рейсы редко укладываются в расписание. Второй пропуск тоже можно объяснить – женщина пересела в автомобиль или взяла билет на другой самолет, а возможно, осведомителю трудно дозвониться до Израиля. Третий пропуск уже недопустим, а четвертый – просто невозможен. Тридцать минут истекали, оставалось всего шесть минут. Господи, да когда же он зазвонит?

Телефон зазвонил. Абрахамс вскочил со стула и схватил трубку.

– Да?

– Мы ее упустили, – последовало короткое сообщение.