– Я ее понимаю.

– А я – нет. Впрочем, дорогу она знает и заберет вас минут через тридцать… Ваш визит отрезвил меня, отец. Надеюсь, я не проявил какой-нибудь бестактности?

– Ну что вы! – воскликнул Джоэл. – Вы помогли человеку в трудную минуту, что же здесь может быть плохого?

– Давайте выпьем. Забудем о шнапсе и о “стаканчике вина”, все это ерунда, не так ли? У меня в холодильнике хранится бутылка виски. Вы ведь американец, не так ли?

– Да, стаканчик виски был бы весьма кстати.

– Прекрасно! Тогда пожалуйте в мою скромную кухню. Вот сюда. И не забудьте опустить занавески, мой дорогой мальчик. Для прихожан это было бы слишком. Не так ли? И все же, как бы оно там ни было, я – хороший человек. Я верю в это. Я несу людям утешение.

– Нисколько в этом не сомневаюсь.

– Где вы обучались, отец?

– Католический университет в Вашингтоне, – ответил Конверс, довольный собой, – как здорово, что он так быстро нашелся с ответом.

– Боже мой, а ведь и я там учился! – воскликнул прелат. – Ну, погоняли же они меня, представляете? А помните этого, как его звали…

“О Господи!” – подумал Джоэл.

Фрау Гермиона Гейнер наконец прибыла и взяла Конверса в оборот. Это была маленькая женщина, немного старше, чем предполагал Джоэл, с увядшим лицом и большими яркими глазами, источавшими электричество, этим она напомнила ему “монашку” с амстердамского вокзала. Он сел в автомобиль, она закрыла за ним дверцу и защелкнула ее на запор. Потом уселась за руль, и машина понеслась, в считанные секунды набрав скорость шестьдесят миль в час.

– Не знаю, как и благодарить вас за все, что вы для меня делаете, – сказал Конверс, устраиваясь на сиденье.

– Ерунда! – воскликнула старуха. – Я лично разыскивала летчиков, сбитых над Штуттгартом и Мангеймом! Я плевала на солдат и прорывалась через все преграды. И я ни разу не засыпалась! Эти скоты не смели меня тронуть!

– Я хотел только сказать, что обязан вам жизнью и хочу, чтобы вы знали, как я вам благодарен. Я знаю, Валери, ваша племянница и моя… моя бывшая жена, объяснила вам, что я не совершал тех вещей, которые мне приписывают. Она права, я не делал этого.

– Ах, Валери, она – милое дитя, но не очень-то разумна. Вы избавились от нее, правда?

– Все произошло не совсем так.

– И откуда ей быть разумной? – продолжала Гермиона Гейнер, как будто не слыша его. – Она – художница, а художники – люди неуравновешенные. Да еще этот француз – ее отец. Скажите на милость, майн герр, что может быть хуже? Французы! Позор Европы! Им нельзя доверять, как и их винам, которые годятся только для их желудков, скажу я вам. Нация алкоголиков. Это у них в крови.

– Но вы ведь поверили ей в том, что касалось меня. Вы мне помогаете, вы спасаете мою жизнь.

– Потому что только мы можем это сделать, майн герр. Мы всегда знали, как это делается!

Совершенно обескураженный, Джоэл глядел на летящие навстречу дорожные знаки, на приближающиеся повороты, которые они брали так быстро, что только взвизгивали покрышки. Гермиона Гейнер совсем не то, что он ожидал увидеть, но он уже привык к неожиданностям. Она очень стара, сейчас глубокая ночь, а за последние два дня ей пришлось немало потрудиться, это не могло не отразиться на ней. Когда старые люди устают, поднимаются давние предрассудки. Возможно, утром на свежую голову им удастся обсудить все спокойно. Утром начнется новый день. Валери пообещала позвонить в Оснабрюк и сообщить новости относительно Сэма Эббота. Она должна с ним встретиться. Сэму необходимо узнать об этом странном языке, в котором слово имеет еще и второй, неожиданный смысл. “Компрометация”. Убийства! “Вэл, позвони мне. Ради всего святого, позвони!”

Конверс смотрел в окно – мирный загородный ландшафт, застывшая тишина…

– Вот мы и приехали, майн герр! – крикнула Гермиона Гейнер, сделав еще один сумасшедший поворот к подъездному пути, ведущему к большому старому, стоящему в глубине трехэтажному дому. Насколько Конверсу удалось разглядеть, дом этот когда-то выглядел весьма внушительно, если судить по его размеру, количеству створчатых окон и фигурных фронтонов. Однако теперь даже при лунном свете было видно, что, подобно своей владелице, дом очень стар, запущен и слава его в прошлом.

По выщербленным деревянным ступеням они поднялись на огромное крыльцо и направились к двери. Фрау Гейнер постучала резко, настойчиво; прошло несколько секунд, и еще одна старуха с церемонным поклоном отворила дверь, и они вошли в дом.

– Здесь очень мило, – начал было Джоэл, – я хотел бы, чтобы вы знали…

– Ш-ш-ш! – Гермиона Гейнер опустила ключ от машины в стоявший на столе в прихожей красный кувшин лакового дерева и знаком пригласила его за собой. – Diese Richtung![181]

Двустворчатая дверь распахнулась, и Джоэл застыл в изумлении и растерянности. Перед ними в большом, слабо освещенном зале викторианского стиля выстроился ряд стульев с высокими спинками, на каждом из них восседала старуха – девять старух! Совершенно загипнотизированный, он всмотрелся в них повнимательнее. Одни слабо улыбались, у других были застывшие, напряженные лица, некоторые уже тряслись от старости, одна разговаривала сама с собой.

Последовал взрыв хлипких аплодисментов – тонкие венозные руки или, наоборот, опухшие, покрытые старческой “гречкой”, с явным усилием ударяли ладонью о ладонь. Впереди стояли два стула. Тетка Валери указала жестом, что они предназначены для нее и Джоэла. Они уселись, аплодисменты уступили место тишине.

– Meine Schwestern Soldaten! – вскричала Гермиона Гейнер, вставая. – Heute Nacht…[182]

Она говорила минут десять, иногда ее речь прерывалась жидкими аплодисментами и возгласами удивления и восторга. Наконец она села, заслужив довольно живые овации.

– Nun, Fragen![183]

И тут старухи одна за другой начали говорить – слабыми, в основном запинающимися голосами, хотя некоторые звучали весьма энергично, почти враждебно. При этом Конверс обратил внимание, что все они глядят на него и, перебивая друг друга, задают ему вопросы, как будто беглец, которого они спасли, и в самом деле был пастор.

– Прошу вас, майн герр! – воскликнула Гермиона Гейнер. – Ответьте дамам. Удостойте их своим ответом.

– Я не могу отвечать на вопросы, которых не понимаю, – тихо возразил Джоэл.

Внезапно, без всякого предупреждения, тетка Валери поднялась со своего места, обернулась к нему и ударила его по лицу.

– Такая уклончивая тактика здесь не поможет! – возопила она, нанося ему новый удар, кольцо на ее пальце расцарапало Конверсу кожу. – Мы отлично знаем, что вы понимаете каждое сказанное здесь слово. И почему это вы, чехи и поляки, всегда думаете, что нас можно обвести вокруг пальца? Вы коллаборационист! У нас есть доказательства!