– Аж причиндалы звенят, – подхватил Старлинг, но без особого воодушевления.

Горевшая у входа масляная лампа вспыхнула, и донеслось негромкое жужжание, как в летний зной от надоедливой мухи.

– Отряд! – скомандовал Гельфред, и все взялись за клинки.

Разобрали зимнее снаряжение – сапоги были у большинства под рукой. Фейвор облачился в свой белый шерстяной балахон, прихватил рогатину и вышел на мороз. Солнце садилось. Он сунул ноги в ремни снегоступов и поспешил на дорогу.

У всех часовых имелись устройства, которые собрал Гельфред, владевший магическим мастерством. Жужжание означало дорогу, а высокий чистый звук – косогор. Фейвор зашел далеко на север от дозорного поста – дорогу охранял Зубок, а он не бил тревогу понапрасну. Фейвор двигался быстро, но не приближаясь к подлеску, который горделиво выделялся на снегу, и не выдавая своего местонахождения. Преодолев невысокий пригорок над дорогой, он рухнул в мягкий снег и пополз по-пластунски.

– Да есть у меня пропуск, олух ты этакий! – крикнул с фургона человек. – Мне охренеть как холодно, и я хочу проехать, пока снова не пошел снег!

Зубок медленно тронулся с места, не подходя к огромному фургону, который был вдвое выше человеческого роста, его колеса пробороздили трехфутовый слой снега, но брюхо осталось сухим. Это были на редкость высокие колеса.

– Что везешь? – спросил Зубок.

Фейвор увидел, как в нескольких ярдах левее, ближе к фургону, повалился в снег Уа’Хэ. Перекатившись на спину, он привел в готовность арбалет-самострел. По другую сторону дороги Уилл Старлинг скользнул за мертвое дерево и замер.

– Зерно на рынок, – ответил возница. – Эй, а ты за старого герцога или за нового?

– Давай-ка ты закроешь пасть, а мы поглядим на твое зерно, – сказал Зубок.

Он подошел к высокому фургону с тыла и осторожно вскинул арбалет. Это было очень дорогое оружие – еще один стальной самострел.

Тип, прятавшийся на кузове фургона, увидел его.

Фейвор спрыгнул на дорогу и заскользил на снегоступах.

Зубок удостоил его взглядом и решил подождать.

– Там еще один! – заорал мужик с кузова, и все пошло прахом.

Показалось, что задняя часть фургона подскочила, и Зубок застрелил кричавшего машинально. Стрела исчезла в бригандине, и на снег брызнула кровь.

Другой, хоронившийся позади, взвел арбалет, но собственно лук был тисовый – он не прогрелся и треснул. Фейвор угостил его копьем по голове.

Возница упал ничком в снег со стрелой Старлинга в загривке. Кровь хлынула, и он забился отвратительным снежным ангелом в алой агонии.

Однако в фургоне скрывались другие люди, и Фейвор заработал копье в живот. Согнувшись от боли пополам, он повалился лицом в снег, и ледяная влага принялась разъедать его котту.

Гельфред навел чары, и воздух нагрелся, над головой полыхнуло, а затем бойцы принялись осыпать фургон стрелами. Фейвор понимал, что тяжело ранен, но оставался в полном сознании – он слышал, как лязгает самострел Зубка, когда тот оттягивает рукоятку затвора, преодолевая вес стального лука, и щелчком посылает ее вперед.

Стрелок засел под фургоном и разряжал оружие в дно. А парусиновое полотно никоим образом не защищало тех, кто скрывался внутри. Из щелей между досок закапала кровь.

– Сдавайтесь! – крикнул Гельфред. – А не то всех перебьем!

Фейвор услышал голоса засевших в фургоне, а после – как что-то тяжелое шлепнулось в снег.

Вскоре к нему подошел Гельфред.

– Не уплывай, малец. Нынче у нас Рождество. А в Рождество никто не умирает. Все живут.

Фейвор закашлялся и харкнул кровью.

Внезапно все словно отдалилось.

– Райт, выкури их из фургона. Разоружи всех. Положи Дэниела внутрь. Старлинг, идем с нами. Согревай его. Хоб, заступай на пост.

Затем Гельфред склонился над Фейвором, провел руками по его глазам, и все кончилось…

Гельфред повернулся к раненому пленнику:

– Я спешу. Мне некогда угрожать.

Тот был с востока, он только пожал плечами.

– Он не заговорит, даже если отрубить ему пальцы, – объяснил Старлинг. – Вот этот скажет.

Юный фракеец, которого ударил копьем Фейвор, держался за голову и блевал.

Другие диверсанты увели остальных фракейцев, а Гельфред, Старлинг и Уа’Хэ задержались около мальчишки.

– Говори без обиняков, – велел Гельфред.

Юнец посмотрел на него. Зрачки были огромные.

– Он может высосать из тебя душу, – заметил Старлинг.

Угроза жуткая, если б не одна беда: мальчишка знал только морейскую архаику и ни слова не понимал по-альбански.

Гельфред нагнулся к нему:

– Такой поганой погоды не было десять лет, а ты всего в шести милях от города. И появляешься из холмов с отрядом истриканцев.

Мальчишка зарылся лицом в ладони.

– Ты служишь герцогу Андронику? – мягко спросил Гельфред.

– Да, – ответил тот и сломался.

Через секунду он излил все свои страхи, а Старлинг презрительно наблюдал.

Наконец Гельфред подал Уа’Хэ знак отвести юнца к другим пленным.

– Герцог захочет повидаться со всеми, – сказал он. – Эмис Хоб, Уа’Хэ и Зубок дежурят здесь. Забудьте о косогоре и следите за дорогой. Остальные сегодня будут ночевать в тепле. По коням!

Ему ответили радостным улюлюканьем, и через пару минут разведчики отбыли.

– Привезите гостинчиков, – сказал Эмис Хоб. – Как-никак Рождество.

– Нас устроит жизнь мальчишки, – добавил Уа’Хэ. – И чуток эля.

Королева ценила Рождество прежде всего на свете и украсила большой зал дворца так же, как мать украшала ее детский, – плющом и омелой. Она посетила ювелиров, портных и погрузилась в хлопоты, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

– Ребенка загубите, – сказала Диота. – Вы не имеете права скрывать малыша от короля.

Королева повела плечами.

– А по-моему, я сама себе госпожа, – парировала она с малой толикой былой запальчивости, но на самом деле ежедневная тошнота и вздутие живота лишили ее интереса к пикировкам с няней. И в ней обозначилась резкость – сильнее прежнего. Она встречала Рождество в тоскливом гневе и возмутилась этим злокозненным вторжением в свою жизнь.

– Он тоже имеет отношение к ребенку, – заметила Диота. – А в здешних коридорах ежедневно произносится столько гнусной лжи, что вам, по-моему, лучше сказать ему, что он скоро станет отцом.

– Сначала мне нужно кое-что выяснить, – ответила Дезидерата.