– Спасибо тебе, – проговорила она, припомнив нужное слово. Джондалар озабоченно нахмурился.

– Только не потеряй ее, – сказал он. – Ее лицо похоже на твое, в ней заключается частица твоего духа. Если она попадет в руки кому-нибудь другому, это может обернуться бедой для тебя.

– В моем амулете содержится частица моего духа и частица духа моего тотема. В доний заключается частица моего духа и частица духа Великой Матери Земли. Значит, доний – тоже мой талисман?

Джондалар не подумал об этом. Означает ли это, что теперь между Эйлой и Великой Матерью Землей возникла связь и она стала одной из Ее дочерей? Может быть, он напрасно вмешался и привел в действие силы, природа которых ему неизвестна? Или он совершил этот поступок, повинуясь им?

– Я не знаю, Эйла, – ответил он. – И все же постарайся не потерять ее.

– Джондалар, почему ты придал доний сходство со мной, если ты знал, что это может быть опасно?

Он прикрыл ладонями руки, в которых она держала фигурку.

– Потому что мне захотелось овладеть частицей твоего духа, Эйла. Не навсегда. Я собирался отдать ее тебе. Но мне хотелось подарить тебе Радость, и я побоялся, что не сумею этого сделать. Я не знал, сможешь ли ты все понять, ведь ты выросла среди тех, кто не ведает о Великой Матери и Ее Дарах. Я подумал, что доний, похожая лицом на тебя, поможет мне.

– Для этого тебе вовсе не нужно было придавать доний сходство со мной. Мне было бы приятно, если бы ты пожелал утолить со мной желание, прежде чем я узнала, что такое Радость.

Он заключил ее в объятия и прижал к себе.

– Нет, Эйла. Возможно, ты и была к этому готова, но мне следовало знать, что для тебя это происходит впервые, иначе я не сумел бы сделать все как нужно.

Эйла посмотрела ему в глаза и почувствовала, что вот-вот утонет в их синеве. Она позабыла обо всем на свете, чувствуя лишь прикосновение его сильных рук, жадных губ, его прекрасного жаркого тела. Желание вновь захлестнуло ее волной, у нее закружилась голова, и тут Джондалар подхватил ее на руки и понес прочь от очага.

Он мягко опустил ее на постель из меховых шкур и попытался развязать узел на поясе, а затем отчаялся и просто приподнял шкуру. Эйла приникла к нему, ощущая желание вновь слиться с ним воедино.

Он погрузился в глубины ее трепещущего, источающего теплую влагу тела и с упоением подчинился бушевавшей в нем страсти, наслаждаясь каждым мгновением. Каждое его движение находило отклик у Эйлы, и тела их двигались в унисон.

Эйле казалось, что каждая ее жилка пульсирует с нарастающей силой, и все в ней тает, наполняя ее тело живительными соками, и она движется в упоительном вихре, подчиняясь неодолимому стремлению к сладостной вершине, которая становится все ближе, ближе, и вот наконец последний миг, и все вокруг замерло, исчезло, осталась лишь беспредельная, лучезарная радость, на смену которой приходит не сравнимое ни с чем умиротворение.

Эйла повернулась на другой бок и, еще не совсем проснувшись, почувствовала, что ей что-то мешает. В бок ей снова что-то уперлось, и она нащупала под собой какой-то бугорок и вытащила причинявший ей неудобство предмет. Приподняв его, она различила в неясном красноватом свете прогоревших почти дотла углей очертания доний. Внезапно ей живо вспомнились все события вчерашнего дня, и она поняла, что рядом, согревая ее своим телом, в постели лежит Джондалар.

«Наверное, мы уснули после того, как снова испытали Радость», – подумала она и, сияя от счастья, придвинулась поближе к нему и закрыла глаза. Но заснуть ей не удалось. Воображение рисовало ей разнообразные сцены, которые она попыталась расположить по порядку. Охота, возвращение Вэбхья, Ритуал Первой Радости, и за всем этим, так или иначе, стоял Джондалар. Она не знала слов, с помощью которых можно было бы описать то чувство, которое она испытывала к Джондалару, но оно служило источником огромной, переполняющей ее радости. Она все лежала рядом с ним, думая о нем, но затем, ощутив прилив бодрости, тихонько поднялась с постели, прихватив фигурку из бивня мамонта с собой.

Она направилась к выходу из пещеры и увидела, как Уинни с Удальцом стоят бок о бок. Кобылка тихонько фыркнула, приветствуя ее, и Эйла подошла к ним.

– Ты чувствовала то же самое, Уинни? – негромко проговорила она. – Твой жеребец принес тебе Радость? Ах, Уинни, я и не думала, что такое возможно. Поразительно, мне было так плохо с Брудом, а с Джондаларом так хорошо.

Жеребенок потянулся к ней, требуя, чтобы и ему уделили внимание. Эйла погладила и почесала его, а затем обвила руками его шею.

– Знаешь, Уинни, что бы ни говорил Джондалар, я думаю, что Удалец появился на свет благодаря твоему жеребцу. Может быть, все дело в его духе, но я с этим не согласна.

Мне бы очень хотелось родить ребенка от Джондалара. Но это невозможно – что я стану делать, когда он покинет меня? – Она вдруг побледнела, ужаснувшись при мысли об этом. – Ах, Уинни! Джондалар скоро уйдет от нас.

Она кинулась прочь из пещеры и бегом спустилась по тропинке, не глядя себе под ноги. Глаза ей застилали слезы. Она промчалась по берегу реки, остановилась у скалистого выступа и прислонилась к нему, задыхаясь от рыданий. «Джондалар скоро уйдет отсюда. Что же мне делать? Разве я смогу это вынести? Что я могу предпринять, чтобы уговорить его остаться? Ничего!»

Она сползла на землю, прижимаясь к каменной стене, как будто уклоняясь от сыпавшихся на нее ударов. Он уйдет, и она вновь останется одна. Ей придется жить в одиночестве, без Джондалара, и ничто на свете не может быть страшнее этого. «И что я буду тогда делать?, – подумала она. – Может быть, мне стоит тоже отправиться в путь, найти Других и поселиться среди них? Нет, я не смогу этого сделать. Они спросят меня, откуда я пришла. Другие ненавидят членов Клана. Они станут считать меня мерзкой тварью, если я не придумаю, как их обмануть.

Нет, я не хочу лгать. Мне бесконечно дорога память об Айзе и Кребе. Уба – моя сестра, и она растит моего ребенка. Члены Клана – мои сородичи. Когда я осталась совсем одна, они взяли меня к себе и окружили меня заботой. Но теперь Другие не захотят со мной знаться.

А Джондалар уйдет. Мне всю жизнь придется провести в полном одиночестве. Уж лучше бы я умерла. Бруд проклял меня, и все в конце концов получилось так, как он того и хотел. Разве я смогу жить без Джондалара?»

Эйла плакала до тех пор, пока у нее не иссякли слезы. Теперь она чувствовала лишь страшную опустошенность. Она вытерла глаза тыльной стороной руки и тут заметила, что до сих пор держит доний. Она развернула ее лицом к себе. Мысль о том, что можно сделать из кости такую вот фигурку, казалась ей поразительной. В лучах лунного света доний как будто приобрела еще большее сходство с Эйлой. Глядя на волосы, заплетенные в косички, на скрытые в тени глаза, на очертания носа и овал лица, Эйла вспомнила собственное отражение в воде.