– Кто? Когда придет – кто?

– Та, которую он любит, Скрип. Корлат. Тисте анди.

Тисте анди. О… нет.

Вал кашлянул – напряженным от чувства голосом.

– Так точно, никогда нашему сержанту не везло. Ждать ему еще долго.

Но он будет ждать.

Потом он заметил неясное движение рядом с грудой валунов неподалеку. Женщина, смотрит на них.

Скрипач охватил себя обеими руками, снова поднял глаза на Тротца и Молотка.

– Позаботьтесь о нем, – прошептал он.

Оба кивнули.

Скворец уже шагал мимо них.

– Вы двое – пора.

Прежде чем развернуться, Молоток нагнулся и коснулся скрипки. К нему шагнул Тротц, присел и сделал то же самое.

Потом они скрылись за гребнем холма.

Почти сразу Скрипач услышал стук копыт – но сумрак не дал ему рассмотреть, как уезжают друзья.

Голос рядом с Котильоном произнес:

– Отлично сработано.

Бог-покровитель убийц скосил глаза на кинжалы, которые все еще держал в опущенных руках.

– Не люблю проигрывать. И никогда не любил, Престол Тени.

– В таком случае, – и призрачный силуэт рядом с ним хихикнул, – мы еще не вполне закончили, верно?

– А, то есть ты знал?

– Разумеется. И – пусть это тебя не шокирует – я одобряю.

Котильон в изумлении обернулся к нему.

– Я так и подозревал, что тебе оно не все равно.

– Не будь идиотом. Я просто ценю… симметрию.

Оба снова повернулись к кургану, только призраков там уже не было.

Престол Тени ударил в землю тростью.

– Как по-твоему, – произнес он, – кто из богов больше всего нас сейчас ненавидит?

– Надо полагать, те, что еще живы.

– С ними мы тоже еще не закончили.

Котильон кивнул в сторону кургана.

– Все-таки молодцы они оказались, верно?

– Мы с ними империю завоевали.

– Мне иной раз кажется, что напрасно мы от нее отказались.

– Идеалист треклятый. Нам нужно было уйти. Рано или поздно приходит время развернуться и уйти, сколько бы сил ты ни вложил в то, чего добился.

– Тогда что же, идем?

И боги двинулись прочь, две тающих тени в свете пробуждающейся зари.

Ток Младший ожидал верхом на полпути между безмолвным строем Стражей и Скворцом с его двумя солдатами. Он наблюдал за встречей отдаленных силуэтов на уродливой вершине кургана. Теперь трое призрачных всадников возвращались обратно той же дорогой.

Поравнявшись с ним, Скворец махнул Молотку и Тротцу рукой, чтобы те ехали дальше, сам же придержал коня.

Развернул его, чтобы последний раз взглянуть на курган.

Ток раскрыл рот.

– Что за взвод у вас был, сэр.

– Мне всю жизнь везло. Но теперь пора, – произнес он, снова разворачивая коня. Бросил взгляд на Тока.

– Готов, «Мостожог»?

Они тронулись вместе, бок о бок.

Потом Ток изумленно уставился на Скворца.

– Только я ведь не…

– Ты что-то там сказал, солдат?

Ток, не в силах ничего вымолвить, покачал головой.

Нижние боги, наконец-то.

В светящемся небе высоко над равниной на воздушных потоках парил, почти не шевеля крыльями, Гу’Рулл. Убийца Ши’гал разглядывал мир далеко внизу. Вокруг кургана валялись десятки драконьих трупов, а дальше к западу, насколько достигал глаз Гу’Рулла, тянулась полоса опустошения едва ли не в лигу шириной, вся усеянная телами элейнтов. Сотнями и сотнями.

Ши’гал пытался осознать доставшиеся на долю Отатаралового дракона муки – и не мог. Пробуждающиеся в нем ароматы грозили его переполнить.

Я все еще ощущаю отголоски ее боли.

Что же в жизни способно сделать ее столь дерзкой, столь стойкой против обрушивающейся на нее целеустремленной ярости? Корабас, сейчас, в своей пещере, дарованной тебе богом, который и сам был ранен едва ли не смертельно, баюкаешь ли ты собственные раны, собственную печаль, как если бы, сложив крылья, можно было заставить окружающий мир исчезнуть? А вместе с ним – всю злобу и ненависть, все то, что нападало на тебя в твои столь немногие мгновения свободы?

Неужели ты снова одинока, Корабас?

Если бы приближение к тебе меня не убило бы, если бы я мог помочь тебе там, в окровавленных небесах над дорогой смерти, я бы сейчас к тебе присоединился. Чтобы скрасить твое одиночество.

Но все, что я могу, – это кружить в небе. Над теми, кто тебя призвал, кто сражался, чтобы освободить бога и спасти тебе жизнь.

Их я тоже не понимаю.

К’чейн че’маллям есть чему поучиться у этих людей.

Я, Гу’Рулл, убийца Ши’гал из Гунт’ан Кочующей, пристыжен всем тем, чему сделался свидетелем. И чувство это, столь новое, столь незнакомое, явилось ко мне сладчайшим ароматом из всех, что только возможны.

Кто бы мог подумать.

Уложив в продолговатую кучу последний камень, Икарий отряхнул с рук пыль и медленно поднялся.

Ублала – Ралата сидела неподалеку – смотрел, как воин подошел к краю холма, как стронул ногой небольшой камешек, покатившийся вниз по склону. Потом Икарий вновь перевел взгляд на могилу, а следом – на Ублалу. Утро выдалось ясным, но к востоку сейчас собирались тучи, поднявшийся ветер обещал дождь.

– Все так, как ты сказал, друг мой?

Ублала кивнул.

Икарий утер слезы, так и струившиеся у него по щекам с того мгновения, как он заплакал над могилой. Но взгляд его уже не был переполнен горем. Просто пустой. Потерянный.

– Ублала, это все, что я есть? – Он сделал неопределенный жест. – Это все, что есть в каждом из нас?

Тоблакай пожал плечами.

– Я – Ублала Панг, и это все, что я есть или чем когда-либо был. Не знаю, чему там еще быть. Только я вообще мало знаю.

Икарий снова взглянул на могилу.

– Он умер, защищая меня.

– Да.

– Но я даже не знаю, кто это был!

Ублала снова пожал плечами. В том, чтобы плакать над убитым незнакомцем, ничего стыдного нет. Ублала сам так много раз делал. Он протянул руку, поднял осколок горшка, вгляделся в небесно-голубую глазурь.

– Красивый, – сказал он негромко, запихивая его себе за пояс.

Икарий собрал свое оружие и повернулся к северу.