— Скажи, что очень занят.

Когда я пришел, Елизавета Давыдовна, по обыкновению, лежала в креслах в жестоком ревматизме. Она сказала мне:

— Конечно, получить золотую медаль и вообще приятно. Но получить ее от профессора Дмитрия Ивановича — это значит, что она была заслужена, эта золотая медаль.

Я вмешался в толпу из ста человек, которые занимались интересным делом. Они передавали из рук в руки чек на один миллион рублей. Это было приданое, которое покровитель семьи Гольденбергов Бродский дал своей дочери, которую он выдал замуж за барона Гинзбурга, австрийского еврея. (Другой Бродский выдал свою дочь за князя Гагарина.) Все они, эти сто, были евреи, и каждому приятно было подержать в руке «один миллион рублей золотом». Тут благости уж никакой не было, но была честность: никто не подумал украсть миллион рублей и бежать стремительно; все только любовались драгоценностью прекраснее, чем «Мона Лиза» или «Сикстинская Мадонна».

И даже знаменитый баритон Камионский снисходительно покрутил бумажкой. Наверное, он в это время думал: «Все думают, что я поляк. А я — настоящий малоросс».

Потом он спел: «С какою тайною отрадой тебе всегда внимаю я…» особенно эффектно звучал конец: «Чаруй меня, чаруй…»

Голос, убедительно едкий, разносился по всем комнатам обширной квартиры, и заслушивались его даже русские… кухарки в кухне (Елизавета Давыдовна была «умная женщина», и, чтобы ее сыновья не шлялись по проституткам, она держала специально вроде шабес-гоек… Во всяком случае, смазливых горничных для своих «мальчиков». В результате ее мудрости сыновья действительно не болели венерическими болезнями…)

Кроме евреев на этом банкете присутствовали я да Миша Кульженко, который говорил про себя:

— Знаешь, у меня бабушка — жидовка…

Когда я вошел в зал, где рассматривали чек, и он меня увидел, он поднял над головой два пальца. Я понял: нас только двое.

Остальные — евреи.

Где же тут антисемитизм? Где же тут погром?

Почему же в Государственной Думе, значительно позднее, мне тогда кричали:

— Погромщик??!

* * *

Кончаю посткриптум.

Я ничего не забыл. Но кое-что прибавил к своим наблюдениям. Если быть к евреям справедливыми, но при этом быть настолько сильными, чтобы в них не нуждаться, от них не зависеть, то они будут друзьями и полезными согражданами.

Автор публикуемых воспоминаний Василий Витальевич Шульгин был, быть может, одним из интереснейших русских людей ХХ столетия. Он родился на Новый год, или, как тогда говорили, в Васильев день, 1 (13) января 1878 года. А умер на девяносто девятом году жизни, в праздник Сретения Господня, 15 февраля 1976 года.

«Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром…» Эти слова из песни Симеона Богоприимца по-особому звучали над гробом многострадального старца, много видевшего и, может быть, слишком много испытавшего в своих земных странствованиях. И при этом сохранившего острый ум, свежее восприятие событий, трезвую оценку настоящего и дерзновенную веру в будущее. Если вспомнить еще, что и умер и родился он в воскресенье — вся мистика дней и чисел налицо.

Василий Витальевич (далее В. В.) верил в мистику и долгая жизнь давала ему для этого богатейший материал. Лидер националистов в Государственной Думе второго, третьего и четвертого созывов (1907–1917), активный участник Февральской революции, принявший 2 марта 1917 года отречение от престола из рук Императора Николая II, потом один из организаторов Белого движения, в эмиграции (с 1920 года) — идеолог ее монархического, врангелевского крыла, — Шульгин был для всех нас, имевших счастье знать его и общаться с ним, живым «слышанием» истории, живым «пророчеством» будущего. Как Симеон: «яко видеста очи мои спасение Твое».

Основные вехи его политической и творческой судьбы достаточно известны. Мы остановимся здесь кратко лишь на характеристике творческого наследия «позднего» (или даже «позднейшего») Шульгина. Автор настоящих строк имел счастье знакомства и дружбы с В. В. Шульгиным последние восемь лет его жизни — с 1968 года. Соответственно, в той части архива, которая имеется в моем распоряжении, можно выделить следующие категории текстов:

1. Собственно мемуары: авторская редакция книги «Годы» и «Отрывочные воспоминания» 1973 года, о которых подробнее скажу чуть позже.

2. Очерки (или этюды) из «Антологии таинственных случаев»: «Рассказ о Г. И. Гурджиеве», «Лена», «Приключение в Галиции» (из первой мировой войны).

За свою долгую жизнь В. В. общался со многими выдающимися людьми — не только с политиками, диктаторами, военными, журналистами. Ему принадлежат интересные воспоминания о Ф. И. Шаляпине («Шаляпинское счастье»), А. Д. Вяльцевой (см. ниже), Вере Холодной. Всегда романтически настроенный, проявлявший большую заинтересованность в сложных, загадочных явлениях человеческой психики, Шульгин всю жизнь вел «антологию таинственных случаев» — тех, что случались с ним или с его родными, близкими, знакомыми. Он был знаком со многими видными оккультистами (Георгием Ивановичем Гурджиевым, Анжелиной Васильевной Сакко, Тухолкой и др.), до конца дней увлекался спиритизмом.

О Г. И. Гурджиеве (1874–1949), известном мистике суфийского толка, начинавшем еще в дореволюционные годы, но особенно прославившемся в эмиграции, написано немало. В последние годы ряд книг, его и о нем, издано и на русском языке: Ж. Бержье и Л. Повель. Утро магов (Париж, 1964; М., 1994); Л. Повель. Мсье Гурджиев (М., 1997); «Мистики ХХ века: Энциклопедический словарь (М., 1995). Рассказ В. В. Шульгина, продиктованный им в подмосковном Голицыне, в писательском Доме творчества, в декабре 1968 года, дополняет общую картину острым и выразительным свидетельством очевидца.

3. Политология: «Опыт Столыпина» (машинопись начала 1960-х годов), статья «О лозунге Великой России» (последний автограф писателя, 1971 года).

Последняя статья содержится в четырех зеленых школьных тетрадках (стандартных, по двенадцать страниц) В. В. в последние годы плохо видел и писал практически вслепую крупным, но трудно читаемым почерком, так что одна страница машинописного текста могла занимать у него целую тетрадь. На первой из названных тетрадей написано: «Без названия, пока что. Начато 14 сентября 1971 г.». Название «О лозунге Великой России» дано составителем. Поводом к написанию статьи стали бурные дискуссии о судьбах России и русского национального сознания, которые велись в присутствии и с участием В. В. Шульгина во время его приезда в Москву летом 1971 года. В тот приезд В. В. жил сначала несколько дней у художника И. С. Глазунова (который и организовал его приезд), затем — у меня, в Красногорске, наконец, у С. С. Хоружего, в его квартире на Фестивальной.

4. Очерки из неоконченной серии «Киевлянки»: «А. Д. Вяльцева» и «Вера Чеберяк». Оба очерка надиктованы В. В. Шульгиным в январе 1970 года в Москве, на квартире А. Кушнеровича и А. Родионовой, в Лаврушинском переулке.