Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, наконец, Джордж Элби[443] «Вершина». Это история про менеджера, который совершает стремительную карьеру в загадочной Корпорации, которая занимается буквально всем — и с каждым шагом по служебной лестнице он поднимается на новый этаж здания-пирамиды. Наконец, умирает глава Корпорации, и герой поднимается на прежде недосягаемый пятнадцатый этаж — а там пустота, на полу лежат обрывки газет и дохлые мухи, в мутном окошке видно часть города и пустынные равнины Миннесоты, над которыми кружится снег: «До самого горизонта насколько хватал глаз, лежала посиневшая от холода земля. И надвигались еще большие снегопады, еще более суровые холода. Потому что лето — это всего лишь каникулы, антракт; реальностью, постоянным спутником была зима; зима всегда царила в нескольких милях к северу, ожидая своего часа, чтобы вернуть себе то, что принадлежит ей по праву. Словно глубокое море синела оплетенная белыми жилами земля, и жилами её был лёд».
Вот и всё. На этом рассказ и заканчивается.
Да больше ничего и не нужно.
23.10.2017
Референты (о том, кому довериться, фильме «Майерлинг» и экскаваторщике Васильцове)
История фильма «Матильда» потом будет анализироваться социологами, культурологами и прочими людьми сомнительных профессий.
Но уже из трейлера было понятно (и тут я не одинок), что для нас переснят фильм «Майерлинг», правда, без Катрин Денёв и Омара Шарифа, но с балалайками.
Сразу надо оговориться, что в природе существует несколько фильмов «Майерлинг», но самый известный из них — именно с Денёв, Шарифом снят Теренсом Янгом в 1968 году. Янг, кстати, снял ещё «Доктора No», «Из России с любовью» и «Шаровую молнию», став первым режиссёром Бондианы. И вот он сделал фильм про конец 1880 годов и любовь австрийского кронпринца Рудольфа и баронессы Марии Вечоры.
История эта реальная, не в меру романтическая в пересказах и довольно кровавая в реальности. До сих пор непонятно, как произошло двойное самоубийство в замке Майерлинг в двадцати километрах от австрийской столицы, и самоубийство ли это было. Сначала думали, что баронесса отравила кронпринца, а потом отравилась сама, потом решили, что всё же принц совершил самоубийство, появилась версия с пальбой (во время войны, когда советские гаубицы били по Вене, склеп Марии Вечоры пострадал, а когда её перезахоранивали, никакой дырки в голове не нашли). Однажды, на скучной конференции, я по недоразумению забрел на другую секцию и прослушал увлекательный доклад какого-то историка из Вены. Докладчик гнул линию про то, что во всякой имперской структуре должна быть такая загадка — у вас, типа, царевич Дмитрий, а у нас вот это — национальный миф, вроде убийства Кеннеди.
То ли баронесса умирает после неудачного аборта, а ветреный любовник, не в силах вынести этого, кончает с собой. То ли пару убивают венгерские террористы, то ли спецслужбы (плевать на анахронизм) зачищают позорную страницу австрийской монархии — в общем, простор для творчества.
Ему — тридцать, ей — семнадцать, он женат, весь мир против них, любовь есть, счастья нет, все происходит бездны мрачной на краю, заложники правил и света убивают себя, как престарелые Ромео и Джульетта (Вечора, впрочем, была молода). Пропала гречанка, пропала любовь.
Чем не конструкция «Матильды»? Только у нас все гуманнее — погиб только Николай, да и то позднее.
Если бы я был фантастом-альтернативщиком, то в моем романе Алексис с детьми уезжала бы в Данию, а Николая с Ксешинской расстреливали бы вместе с Гумилевым — после Кронштадтского восстания, разумеется. Какой-нибудь депутат подал бы на меня в суд, а в награду за скучное разбирательство я получил бы славу и тиражи.
Но фильм «Майерлинг» вообще не для нормального человека. Он для человека страдающего, с раненой душой или для женщины трудной судьбы. Ведь драму о любви наследника престола показывали в СССР в дубляже, и советский зритель умудрялся вчитывать и всматривать в этот сюжет совершенно удивительные смыслы. Был такой поэт-диссидент Виктор Некипелов[444] — он написал целое стихотворение, одноимённое фильму, который и смотрят герои Некипелова:
Ты готова к побегу: идем, я готов,
чтобы прямо из зала кино
убежать, взявшись за руки, между рядов
и нырнуть с головой в полотно…
Стихотворение кончается так:
Но когда мы покинем неправый наш свет,
пусть те скажут, кто знал наш тайник:
«Нет, они не исчезли, не умерли, нет —
наконец-то ушли в Майерлинг!»[445]
Одним словом, романтическая костюмированная драма с наследником престола (какое бы имя он не носил) — вещь совершенно беспроигрышная, но всё сказанное выше — только преамбула к моему рассуждению о референтах и реферировании.
Довольно долго было принято издеваться над образом экскаваторщика Филиппа Васильцева, который писал в «Литературную Газету»: «Газеты пишут про какого-то Пастернака. Будто бы есть такой писатель. Ничего о нём я до сих пор не знал, никогда его книг не читал… это не писатель, а белогвардеец… я не читал Пастернака. Но знаю: в литературе без лягушек лучше»[446]. В знаменитом афористичном виде эту фразу никто так ни разу не и произнёс — даже Анатолий Сафронов, который на писательском собрании в 1958[447] году рассказывал о беседе с чилийским писателем Дельмасом в городе Вальпараисо. Дельмас говорил советскому литературному чиновнику, что Пастернак — враг, а Сафронов отвечал, что не читал «Доктора Живаго», и читать не собирается, но разговор поддерживал. Потом оказалось, что и экскаваторщик этот вроде вымышленный, и сама фраза обкатана народом, но в связи с премьерой фильма «Матильда» эта позиция заиграла новыми красками.
Люди ортодоксальные говорили, что смотреть ни в коем случае не стоит, потому что это скверна и оскорбление святынь. Люди либерального толка, в пику первым, говорили, что обязательно пойдут и посмотрят. Но сомнения грызли их душу — они как раз подозревали, что им покажут романтическую (зачёркнуто) монархическую клюкву, и не слишком ли это большая цена за протестный поход в кинотеатр.
Случались передо мной и люди, которые хотели посмотреть этот фильм, чтобы самим вынести суждение — хорошо это или нет, и из-за чего целый народный депутат развил такую бурную
