Я вскочил со своего места через секунду.

— Убирайся! — взревел я, когда ее глаза расширились от ужаса. — Убирайся к чертовой матери! — Я указал на дверь, дергая руками цепь, и слезы потекли по ее щекам, когда она поспешила к выходу, дверь со щелчком закрылась за ней секунду спустя.

Нахуй ее. Она понятия не имеет. Никакого.

Дверь снова распахнулась, и охранник, жующий печенье, вернулся, расстегнул цепь и вытащил меня в коридор к группе агентов, после чего меня повели в противоположном направлении от камер через ряд защитных дверей. Меня вывели на улицу, где ждал черный бронированный фургон. Мое сердце забилось быстрее, когда меня затащили в заднюю часть фургона и приковали мои лодыжки к скамейке, на которой я сидел.

— Подождите, я поеду со своим клиентом, — появился мистер Киплинг, забираясь в заднюю часть фургона и устраиваясь напротив меня, поставив свой портфель рядом с собой.

Двери закрылись, и тусклый утренний свет просочился в окно позади него.

— Вы готовы, мистер Орион? — спросил он, отряхивая пыль с колен, когда сел передо мной, его осанка была безупречно прямой.

— Да, — сказал я, темное принятие окутало меня.

— Расскажи мне о плане, — подсказал он, и я вздохнул.

— Я скажу суду правду. Что это не было преднамеренно. Что мы любим друг друга. И верим, что станем Элизианской парой, и это звезды свели нас.

— Хорошо, и как вы будете отвечать на вопросы обвинения?

— Эмоционально, — процедил я сквозь зубы.

— Но не сердито, — отметил он. — Вам нужно выставить себя жертвой любви. И звезд.

— Я знаю, — прорычал я, потирая глаза.

— Сегодня у нас нет права на ошибку, мистер Орион. Вы должны понимать. Ведь на кону стоит домашний арест или заключение в Даркморе.

Я прикусил внутреннюю сторону щеки, машинально кивая головой, пока он продолжал перечислять детали. Когда он закончил, фургон замедлил ход и остановился, как будто он приурочил свою речь к точной продолжительности поездки. Судя по его странному поведению, я бы не удивился, если так оно и было.

Киплинг поднялся на ноги, поправляя галстук.

— Если вы будете следовать точно моим инструкциям, все пройдет идеально. И после того, как вас освободят из — под домашнего ареста — через два года, если я выиграю дело о признании вины, — мы сможем начать переговоры о ваших условиях возвращения в общество. В целом, вам, вероятно, грозит около шести лет в качестве изгоя с того момента, как будуте опозорены властью. — Дверь открылась, и он вышел из фургона, оставив меня с сердцем, готовое рассыпаться в груди, как опилки.

Шесть лет.

Мне будет тридцать два. Голубок уже окончит академию. Она уйдёт от меня. От нас. Возможно, через некоторое время она возненавидит меня. Ее самая большая ошибка. Ведь это может разрушить все, ради чего она так усердно работала. Я буду темным пятном в ее истории. Имя, которое каждый раз будут упоминать, когда она будет созывать пресс-конференции, неувязка, которая никогда не исчезнет. Я буду висеть на ее шее, как гребаный якорь, до скончания веков.

Агент ФБР вошел в фургон, отстегивая меня от скамейки, и потянул за руку, выводя наружу, где меня окружило еще пятеро. Фотографы начали кричать, ослепительные вспышки фотоаппаратов заставили меня прищуриться, пока вели к колоссальному количеству внушительных ступеней, ведущих к еще более внушительному зданию.

Я не слышал вопросов, которые выкрикивала пресса, я не слышал ничего, кроме гудящего шума в ушах, когда моя судьба сомкнулась вокруг.

Впервые я смог увидеть свое будущее яснее, чем когда-либо прежде. Теперь у меня был только один путь. Возможно, я уже ступил на него. И когда я достиг арочных серебряных дверей на вершине лестницы, они были широко раздвинуты и зияли, как пасть зверя, готового проглотить меня, я сделал последний глоток свежего, свободного воздуха, прежде чем моя судьба будет решена этих стенах.

Дарси

Мне было слишком жарко на заднем сиденье шикарной машины с водителем, которую организовал Дариус, чтобы отвезти нас в суд. Он сидел рядом со мной, сцепив руки на коленях, и мы оба смотрели в противоположные окна.

Мое сердце билось не так, как раньше. С тех пор, как они забрали Ориона, оно билось так, будто не попадало в ритм с моим дыханием, будто пыталось справиться со слишком сильной болью, чтобы работать должным образом.

Слеза упала на белое платье, которое я надела. Оно было ниже колена, свободного покроя, с длинными рукавами. Дариус всю неделю встречался с адвокатами Киплингами, и каждый раз, когда он возвращался, у него были новые советы для меня. И это был один из их советов. Я должна была выглядеть невинно, влюбленно. Очевидно, приветствуется плакать. Но единственный реальный совет, который мне дали на допросе, — это говорить правду. Будь искренной, честной и убедись, что весь мир знает, что мы влюблены. Что это не какая-то интрижка или попытки улучшить оценки, как многие одноклассники счастливы поверить.

Я вытерла слезу с юбки своего платья, сердито потирая ее, когда след не исчез, и Дариус положил руку на мою.

Я взглянула на него с острой болью в груди. Мне не разрешили взять с собой Тори. И мне казалось непосильной задачей встретить этот день без нее. Я должна была положиться на Дариуса, что он на моей стороне во всем этом. И, несмотря на все, что произошло между нами и Наследниками, я была рада, что он здесь. Я рада, что и Орион тоже может на него положиться. И меня утешал тот факт, что Дариус сделал все, что в его силах, давая Ориону наилучшие шансы в суде.

Дариус убрал руку, проводя ею по волосам с тяжелым вздохом.

— Ты готова к этому? — спросил он, и я нахмурилась, качая головой.

— Я не думаю, что когда-нибудь смогу быть готова к этому, — выдохнула я. — Хуже всего то, что я всегда знала, что это возможно случится, просто никогда не воспринимала достаточно серьезно. Мне следовало держаться от него подальше. Я должна была…

Дариус подвинулся на сиденье и взял