– Да как ты смеешь угрожать мне? – ответил Фелип, задыхаясь. Он чувствовал, как лезвие кинжала касается его горла. – Я дознаватель инквизиции!

– Да мне плевать, кто ты есть! Это мой дом, и сюда ты больше не войдешь.

– Я заявлю на тебя, потому что ты угрожаешь мне!

– Это гражданское дело, а не религиозное. Тебе понадобятся свидетели. Есть ли они у тебя? Я всего лишь предупреждаю, что если ты еще раз зайдешь сюда, то живым не выйдешь. И меня не волнует, что будет потом.

Они с вызовом уставились друг на друга, и Жоан с удовлетворением отметил, что в темных глазах его врага полощется страх.

– Ладно, – наконец выдавил из себя Фелип. – Я больше не зайду в книжную лавку. На самом деле мне это и не нужно – есть кому заменить меня.

Рыжий отвел рукой клинок, но Жоан снова приставил его к горлу Фелипа. Несмотря на опасность своего положения, дознаватель продолжил угрожающим тоном:

– И не сомневайся, что ты все равно станешь моей добычей и рано или поздно попадешь в мои сети. – На лице Фелипа появилась зловещая улыбка. – Лично я больше не зайду в твою книжную лавку, но спокойно жить ты не будешь. Я найду достаточный повод, чтобы донести на тебя инквизитору. И я что угодно могу сказать ему: ересь, колдовство, содомия, двоеженство… любая причина сойдет. Но не сейчас… через какое-то время. Каждую ночь, ложась спать, ты будешь гадать, приду ли я на следующее утро за тобой, чтобы отвести к инквизитору. Я не тороплюсь. Пусть это случится не сразу после этого разговора, но все равно случится.

– Ах так? – Жоан от злости сжал зубы. Он знал, что его враг любым способом выполнит свою угрозу.

Он снова надавил лезвием кинжала на толстую шею дознавателя, отпустил камзол, за который держал его, и тут же схватил за яички, скрутив их изо всех сил. Фелип взвыл от боли.

Солдат отвел взгляд от книги и жестом показал в сторону салона.

– Что это было?

– Ничего особенного, возглас изумления. В салоне у нас находятся потрясающие книги, – объяснил Педро, готовый в случае необходимости задержать его даже силой.

– Вот сейчас у тебя появился повод, чтобы донести на меня инквизитору, – сказал Жоан своему врагу, когда тот вновь смог дышать. – Давай, иди к своему шефу и скажи ему, если сможешь, что книготорговец оттаскал тебя за яйца.

– Ты пожалеешь о том дне, когда познакомился со мной.

– Я уже давным‑давно об этом жалею, – ответил Жоан. – А теперь твоя очередь жалеть о том, что ты познакомился со мной.

Вскоре Фелип вышел. Лицо его было бледным, и охранник спросил, почему он кричал.

– Ничего особенного, – ответил тот.

Дознаватель инквизиции не мог рассказать о происшедшем: он не хотел превратиться в посмешище войска. К тому же он знал, что брат Жоан Энгера не ставил его так высоко, как инквизитор Сотомайор, все еще находившийся в Кастилии. Фелип решил пока промолчать, но в душе поклялся, что никогда не забудет этого.

Фелип быстро вышел на улицу. Там он обернулся и, гордо выпрямив свое тучное тело, сказал Жоану, который наблюдал за ним, стоя у дверей книжной лавки:

– Клянусь, что ты еще вспомнишь обо мне.

123

– Этот памфлет мы печатать не будем, – сказал Жоан, просмотрев лист с напечатанным текстом.

Напротив него стоял Рамон, которому уже было восемнадцать лет и который стал мастеровым в типографии. Он унаследовал иссиня-черные волосы своей матери и иногда, как и в этот раз, смотрел на Жоана обвиняющим взглядом своих темных глаз, которые напоминали первого супруга Анны – Рикардо Лукку. Рядом с ним стоял шестнадцатилетний Томас, который вскоре должен быть представить свой шедевр гильдии и стать мастеровым-переплетчиком. У него были светлые глаза цвета меда, как у его деда, каштановые волосы, как у Жоана, и высокий рост, как у его брата.

– Почему? – спросил Рамон.

– Как ты можешь задавать мне такие вопросы? – рассердился Жоан. – В этом памфлете критикуется продажа папских булл Римской церковью, которые прощают грехи и освобождают христиан от их обязательств в обмен на деньги. А также осуждаются расточительность нового Папы Льва Х и тирания инквизиции. Тебе мало этого?

– Но ведь это же правда, – ответил Рамон. – И люди должны знать об этом. Если мы тайком перевели и опубликовали такие книги, как «Речь о человеческом достоинстве» Пико делла Мирандолы, «Воспитание христианского государя» Эразма Роттердамского и кучу библий на разговорном языке, почему бы нам не сделать то же самое с этим правдивым произведением?

Жоан смотрел на них, не веря ушам своим. Они с Анной воспитали их в любви к книгам и ненависти к инквизиции. И сыновья с энтузиазмом участвовали в тайном печатании и брошюровке этих книг. Но Жоана поразила их неосторожность.

Стоял апрель 1514 года, прошло уже десять лет с момента возвращения семьи Серра в Барселону и девять – со дня трагической смерти Абдуллы, и они так же, как и в Риме, но с гораздо бо́льшими предосторожностями печатали книги без разрешения инквизиции, которой Католические короли своим указом от 8 июля 1502 года делегировали право предварительной цензуры.

Печатать тайно было относительно несложно, если набор шел вразрядку и в дело были вовлечены только несколько самых надежных людей. Жоан полностью доверял своим детям и тем работникам, которые за это время доказали твердость убеждений и преданность. Среди них был Льюис, старый друг Жоана еще по его ученическим годам в семье Корро, который оставил работу у своих родственников и вступил в дело в качестве мастера-переплетчика. Когда Мария и ее супруг Педро Хуглар отбыли со своими детьми в Валенсию, чтобы основать там собственную книжную лавку, Льюис также взял на себя типографию. В подвале находились вторая секретная типография и шрифты, отличные от тех, которые использовались в легальной типографии. Никто посторонний не мог контролировать выход бумаги, пергамента и кожи относительно легально напечатанных книг, потому что большая часть переплетенных книг были с чистыми листами – чтобы впоследствии писать в них. Сложным и опасным было их распространение, поскольку подобные книги не могли продаваться в лавке – даже постоянным клиентам и тем, кто пользовался полным доверием. Жоан вместе с Бартомеу и другими участвовавшими в деле перекупщиками разработал систему, которая заключалась в том, что запрещенные книги размещались в определенном месте, а деньги в другом; и то, и другое забиралось в определенное время, чтобы ответственные за операцию люди не видели друг друга. Именно таким образом, а также через уличных торговцев, в основном распространявших легальные книги, библии на каталанском и кастильском, запрещенные тексты доходили до людей, которые их заказывали.

– Вы уже взрослые и должны чаще пользоваться умом. Одно дело – печатать книги, не получившие разрешения или даже запрещенные, а другое – напечатать памфлет, направленный против Церкви и инквизиции. Неужели вы не понимаете, что это прямой путь в тюрьму и на костер?