Надо добавить, что в Н[ью]-Й[орке] была также начата деятельность по Пакту и Знамени Мира — проекту исключительной важности для охраны сокровищ и памятников культуры во всех странах. Проект Н.К. был начат им еще в России в 1902 году, но не получил тогда должного внимания. Между тем Н.К. и Е.И. придавали огромное значение этому Пакту… Видные общественные деятели, ученые, писатели и художники примкнули к идеям по продвижению этого проекта. Были основаны комитеты в Америке и Европе, активно поддерживающие идеи охраны культуры всех стран Пактом Рериха, число примкнувших росло, около 90 комитетов Пакта и Знамени Мира проводили активную деятельность.

В 1931–1932 годах состоялись две международные конвенции по Пакту Рериха в Брюгге, Бельгия. В 1935 году, 15 апреля, состоялась торжественная программа ратификации США и всеми двадцатью одной латиноамериканскими республиками Пакта и Знамени Мира в Белом Доме, в Вашингтоне. Президент Рузвельт произнес замечательную речь по международному радио о значении Пакта Мира.

В 1934 году Н.К. и Ю.Н. прибыли на короткое время в Н[ью]-Й[орк] из Индии. Н.К. был вызван по приглашению министерства земледелия США, главой которого был Генри Уоллес. Он просил Н.К. снарядить экспедицию для нахождения засухоустойчивых трав в Китае и Монголии. Западные штаты Америки в то время страдали от сильной засухи, и нужно было принять меры для лучшего засеменения почвы. Н.К. согласился руководить такой экспедицией и вместе с сыном Ю.Н. отбыл из Н[ью]-Й[орка] 22 апреля 1934 года.

В этот период наша главная деятельность сосредоточилась на Пакте и Знамени Мира, все шло с исключительным успехом, и в 1935 году, во время пребывания Н.К. в Китае, они были ратифицированы.

[О Е.И. Рерих]: Великая душа! Подходит к каждому по уровню его духа и расширяет сознание.

Хочется собрать вместе те незабываемые дни и часы, а главное — впечатления после каждой встречи и беседы с Е.И. и Н.К. Все это осталось в сознании как чудесный букет из необыкновенных цветов, гармонии красок и любования ими. Все притягивало мысли и чувства, все зажигало сердце огнем радости, красоты и нового понимания жизни и сущности ее. Все яснее становилось, как строить Школу объединения всех искусств, как давать приходящим знания, как находить истинных учителей. Е.И. указывала, что многие подойдут коротко — так и было. И немногие останутся с нами работать для будущего. Внешнее — впечатление благополучия, специальные удобства — никогда не привлекали Е.И., роскошь была ей противна. Во всем она искала красоту и учила находить ее — настоящую красоту, а не блеск мишуры. Она обладала исключительным вкусом, любила чистые, благородные цвета — чистый, глубокий коричневый, вернее, багряно-желтый, лиловый, пурпурный, светло-бежевый и белый. Советовала приятный зеленый (для окраски стен), указывала на голубой, но главное — на чистоту тона краски, неясность, туманность и пятнистость не любила. Любила бирюзу, браслеты с бирюзой американских индейцев, носила их почти всегда.

Е.И. была ярым врагом пошлости и вульгарности во всем — больше всего в искусстве, музыке, в личной жизни, разговоре — сурово осуждала эти качества. Но также понимала и считалась с человеческими слабостями и жалела малых в духе. В тех же, где еще теплилась искорка сердца и желание стать лучшим, — она помогала им и поддерживала сочувствием и советом.

«Помните о клятве данной, о завете великодушия! Сколько красоты в постоянном самоусовершенствовании, но как ничтожно число понимающих и владеющих этим великим искусством. Правда, это доступно только сильному духу. Лишь высокий дух может идти кратчайшим путем…

Пора оставить всякую грубость. Сказано, что «не столько подлость, как именно грубость является препятствием на пути эволюции». Непристойно действовать секирою. Разве возможна трансмутация центров, даже их открытие при грубости… Когда же начнем сознательную жизнь?!»

Читая эти материалы, невозможно не чувствовать себя в какой-то степени если не участником, то, во всяком случае, свидетелем уникального явления: зарождения и развития рериховского движения в США.

Нам, друзьям и сотрудникам нью-йоркского Музея, повезло — мы имели возможность слышать живые воспоминания первых учеников Рерихов: Зинаиды Григорьевны Лихтман-Фосдик, Катрин Кемпбелл-Стиббе, Гизелы Ингеборг Фричи, Франсис Грант. Таким образом, целый век — от детства и юности самих Рерихов до ухода из жизни их первых сподвижников — прошел как бы перед нашими глазами.

Из записей Елены Ивановны и ее рассказов своим ученикам мы знаем о самых первых ее контактах с Учителями. Сейчас, почти сто лет спустя, мы видим всю историю рериховского движения и развития философии Агни-Йоги. Для нас это живая история не только Учения, но и людей, стоявших у его истоков.

Наверное, по прочтении настоящего издания читателям интересно узнать о дальнейшей судьбе сподвижников Рерихов и о том, как работает нынешний Музей. Попробуем хотя бы вкратце осветить эти вопросы.

Луис и Нетти Хорши, хотя и продолжали вести материально благополучную жизнь, не избежали личной трагедии. Их сын Флавий, как говорится, «пошел по плохой дороге», а в начале 70-х годов был убит в подвале здания первого Музея, к тому времени принадлежавшего Хоршам.

И. Фричи и К. Кемпбелл рассказывали, что Елена Ивановна очень любила Нетти Хорш, но знала, что материальное

благополучие было слишком важно для нее и Луиса. По воспоминаниям И. Фричи, Мастер через Елену Ивановну предупреждал, что если у Хоршей будут дети, то стремление к богатству станет для них главной целью жизни и отвратит от Учения. Так и произошло…

Большая часть захваченных Хоршами картин Н.К. Рериха была распродана частным коллекционерам. Около ста работ были переданы Хоршами Университету Брандайс, под Бостоном.

Ориола Хорш стала художницей. Луис Хорш умер в конце 70-х годов. Его жена, Нетти, провела последние годы своей долгой жизни во Флориде в состоянии полного слабоумия и умерла в 1991 году.

Морис Лихтман очень тяжело пережил трагедию первого Музея. Надо сказать, что Рерихи любили и высоко ценили Мориса. Например, его знание каббалы было настолько глубоким, что они обращались к нему за консультациями. Морис был мягким, добрым и в высшей степени порядочным человеком, и предательство его сестры Эстер, «Иентусь», явилось для него такой травмой, от которой он так и не смог полностью оправиться. Но, с другой стороны, будучи всецело на стороне Рерихов, он не смог, подобно своей несгибаемой жене, вступить в «схватку» с бывшими друзьями и соратниками, ставшими теперь открытыми противниками. А это, в свою очередь, привело к тому, что они с Зинаидой Григорьевной решили расстаться.

После развода Морис переехал в Санта-Фе (штат Нью-Мексико), где вместе с двумя компаньонками — Клайд Гартнер и Дорис Кербер — открыл художественную галерею «Арсуна». Для продажи в этой галерее Елена Ивановна даже отдала Морису свою коллекцию картин Н.К. Рериха. Однако по натуре Морис не был бизнесменом, и дело не пошло. Он женился, пытался заработать на жизнь преподаванием музыки и концертированием, но все это давалось ему с большим трудом. В последние годы он почти прекратил контакты с остальными членами «первой группы».