Она не могла даже убить себя. Она пробовала. О, как она пробовала! Он не позволил ей этого: она нужна была ему живой. Ему были нужны ее способности. И способности Уоррена.

Теперь она знала, что это правда: Ричард умер. Узы разрушились, и они остались беззащитны перед сноходцем. Он приходил в ее разум и заставлял выполнять все его приказы. Если бы он захотел, она не смогла бы поднять даже руку. А хуже всего было то, что он владел и ее Хань.

Уоррен опять застонал и наконец пошевелился. Только Верна была способна заставить его очнуться, когда Уоррен погружался в свой дар, и только поэтому Джегань не послал ее в палатки.

— Прости, — пробормотал Уоррен. — Я… я не мог…

— Я знаю, — перебила Верна, — я знаю. Но теперь просыпайся, Уоррен. Его превосходительство хочет, чтобы мы продолжали работать. Мы должны продолжать работать.

— Я… не могу. Я не могу, Верна. Моя голова…

— Пожалуйста, Уоррен. — Верна опять зарыдала. Она дрожала всем телом. — Уоррен, ты знаешь, что он с нами сделает. Прошу тебя, Уоррен. Ты должен вернуться к книгам. Я их принесу. Скажи, какие тебе нужны, и я принесу.

Он кивнул и сел за стол. Верна пододвинула к нему лампу и подкрутила фитиль. Потом она положила перед ним фолиант, который он читал накануне, открыла на нужной странице.

— Вот, Уоррен. Здесь. Ты на этом остановился. Его превосходительство хочет знать, что это означает.

Уоррен прижал к вискам кулаки.

— Я не знаю! Пожалуйста, ваше превосходительство! Я не могу. Я не могу сам вызвать видения, они приходят, когда пожелают. Я еще не пророк. Я только начинаю учиться.

В следующее мгновение он взвыл и начал корчиться на стуле.

— Я попытаюсь! Я попытаюсь! Пожалуйста, позвольте мне попытаться!

Уоррен перестал корчиться и провел языком по пересохшим губам. Потом он склонился над книгой.

— «Покровительствующий прошлому»… — забормотал он себе под нос. — О Создатель, я не знаю, что это значит. Молю тебя, ниспошли мне видение!

Карета остановилась. В темноте возвышалась мрачная крепость, и при виде ее у нее сжалось сердце.

Солдат открыл ей дверцу.

— Кларисса, — прошептал он. — Мы приехали.

Он протянул руку и помог ей выйти в чернильную ночь.

— Спасибо, Уолш.

Другой солдат, тоже друг Натана по имени Боллесдун, сидел на месте кучера.

— Поторопись, — сказал Клариссе Уолш. — Натан сказал, чтобы ты не задерживалась там больше, чем на несколько минут. Если что-то случится, мы попробуем тебя отбить, но их тут слишком много.

Кларисса набросила на голову капюшон.

— Не волнуйся. Натан сказал мне, что делать.

Кларисса сжала руку в кулак. Она обещала Натану. Он спас ее жизнь. Она сделает то, что нужно, ради него. Ради того, чтобы не умирали люди. Как она ни боится, она сделает все ради Натана. Во всем мире нет человека лучше. Нет мужчины храбрее, добрее и сострадательнее.

В сопровождении Уолша она прошла под решеткой ворот. Кларисса еще ниже натянула капюшон, чтобы стражник не увидел ее лица, и предоставила Уолшу вести разговор.

— Посланник магистра Рала, полномочного представителя его превосходительства, — сказал Уолш грубым голосом.

Бородатый стражник кивнул.

— Нам говорили. — Он показал большим пальцем на тяжелые двери. — Входите. Вас должны встретить.

Уолш поправил пояс.

— Хорошо. Я должен отвезти ее назад сегодня же. Ты представляешь? Магистр не разрешил даже до утра задержаться, так она ему нужна.

Стражник хрюкнул в том смысле, что хорошо понимает, как раздражают нормальных людей такие приказы.

— Да, — добавил Уолш, будто только что вспомнил, — магистр Рал велел еще узнать, может ли его посланница засвидетельствовать уважение магистра Рала к его превосходительству.

Стражник пожал плечами.

— Нет. Джегань уехал утром. Взял с собой почти всех людей. Оставил только горстку, чтобы следить за порядком.

Уолш подтолкнул Клариссу вперед и дружески хлопнул стражника по плечу:

— Спасибо.

— Ладно, давайте идите. Там ждет вас одна из баб. Она расхаживает возле второго ряда факелов.

Уолш и Боллесдун были солдатами Имперского Ордена и ни у кого не вызывали подозрений. Кларисса боялась, что по дороге их остановят посты и начнутся всякие выяснения, но этого не случилось. Они доехали без помех.

Внутри было темно и сыро. Потолки были низкими, и пахло плесенью. Кое-где стояли простые деревянные скамьи. Это была большая казарма, а не дом.

Как и сказал стражник, женщина ждала их возле второго ряда факелов.

— Ну? — подозрительно спросила она. — Кто вы такие?

В свете факела Кларисса увидела, что ее лицо представляет собой один большой синяк. Даже Уолш непроизвольно отшатнулся, когда взглянул на нее.

— Меня должна встретить сестра Амелия. Меня послал полномочный представитель его превосходительства.

На разбитом лице женщины отразилось облегчение.

— Хорошо. Я сестра Амелия. Книга у меня — и я надеюсь, что больше ее никогда не увижу.

— Полномочный представитель его превосходительства велел мне еще засвидетельствовать его уважение к одной знакомой. Сестра Верна. Она здесь?

— Ну, не знаю, имею ли я право…

— Если мне не позволят ее увидеть, его превосходительство будет опечален, когда его полномочный представитель сообщит, что какая-то рабыня так грубо отказала ему в просьбе. Я тоже рабыня его превосходительства и должна предупредить, что не собираюсь брать вину на себя.

Эти слова, которым научил Клариссу Натан, произвели магическое действие.

— Разумеется, — сказала сестра Амелия, глядя на золотое кольцо у Клариссы в губе. — Следуйте за мной. В любом случае она там, где хранится книга.

Уолш, положив руку на эфес меча, шел рядом с Клариссой. Они спустились по лестнице, прошли по длинному коридору и повернули направо. На всякий случай Кларисса старалась запомнить дорогу.

Перед нужной дверью сестра Амелия остановилась, посмотрела на Клариссу, потом повернула ручку, и они вошли внутрь. В комнате были двое — взлохмаченный мужчина сидел за простым дощатым столом и читал какую-то книгу, а женщина заглядывала ему через плечо.

Женщина повернула голову и посмотрела на вошедших. Она была немного старше Клариссы, привлекательная, с вьющимися каштановыми волосами. Клариссе показалось, что она привыкла к власти и оскорблена тем, что эту власть у нее отняли. Она, несомненно, страдала — но были это физические или нравственные мучения, Кларисса не знала.

Сестра Амелия показала на нее: