Сейчас Кулен не реагировал на телепатемы. Он отвечал за охрану дворца и семьи Капитана. Хавьер знал, что эти задачи выполняются безупречно; он смотрел репортажи на протяжении всего активного этапа, с тревогой следя за своим любимым. Небольшое ополчение Кулена приятно удивляло великолепной дисциплиной. Ополченцы уничтожали любое сопротивление и не позволяли толпе, следовавшей за ними, творить бесчинства. Если бы только революция была столь же безупречно реализована во всех остальных отношениях, с горечью подумал Хавьер. Общая дисциплина, мягко говоря, оставляла желать лучшего. Слишком много человеческих смертей и ущерба. Позорные грабежи.

Однако теперь дворец находился в их власти, равно как и семья Капитана – кроме Дионены. Город был в их власти. Они победили.

«Так почему я чувствую себя настолько дерьмово?»

Хавьер понял: глаза его закрываются. Он рывком выпрямился в кресле и неловким движением въехал локтем в нелепую чашку. Чашка затряслась – она оказалась сделана из папье-маше. Убедившись, что она не упадет и не покатится по сцене, Хавьер поднял обе руки.

– Простите. Мне очень нужно хоть немного поспать. Мы уже определили наши дальнейшие действия. Увидимся завтра на утренней сессии конгресса.

Все пришедшие хотели поздравить его с успехом. Поблагодарить за то, что он не забыл их. Выразить уважение, что он не побоялся пойти против Слвасты. За то, что воплощал истинную демократию.

Он пожимал руки. Хлопал по спинам. Обещал долгие приятные посиделки в кабачке. Он едва различал лица и немедленно забывал, кто и что секунду назад говорил. Усталость была теперь настолько сильной – Хавьер просто валился с ног. Когда он наконец покинул театр, его ждал кэб. Организационная магия Бетаньевы все еще работала идеально. Он улыбнулся этой мысли и велел вознице отвезти его во дворец. Как-то уже нужно поговорить с Куленом и выяснить, что на самом деле происходит. Хавьер заснул тотчас же, стоило кэбу тронулся с места.

Предельная усталость окончательно уничтожила ярость Слвасты. Во время конгресса помощники постоянно приносили ему кофе, который он ненавидел, но все равно пил. Теперь у него была адская головная боль, дерьмовый вкус во рту и переполненный мочевой пузырь, а встречи все еще продолжались. Основные политические встречи он провел в кабинете первого спикера – прекрасном шестиугольном помещении с деревянными панелями и высокими окнами в свинцовых рамах. Делегаты, в которых он не сомневался (им можно доверять), приходили и уходили в течение долгих часов. Слваста говорил с ними успокаивающе, извиняясь за свой предыдущий взрыв. Все они выражали сочувствие; прошедшая неделя выдалась тяжелой для всех. И эти делегаты сумели отбросить свои опасения ради тех, кого они здесь представляют, а он пообещал дать им время для обсуждения. Торговал привилегиями и выслушивал сплетни.

Пока Слваста сидел в кабинете первого спикера, Хавьер со своими старыми приятелями обосновался в «Дельките», сформировав фракцию, выступающую в защиту нейтов. Подобная выходка была категорически неприемлема. Но утомительный день подходил к концу, а усталость все росла, и Слваста стал чувствовать обиду, что не может просто телепнуть другу и сказать: «Пойдем выпьем пива в кабачке „Беллавью“ и просто поговорим об этом, как раньше».

И все-таки именно Хавьеру следовало обратиться к нему, а не наоборот. Потому что Хавьер был виноват, а не он.

Бетаньева вошла в кабинет, когда уходила седьмая – или восьмая – группа посетителей. Она подошла к Слвасте, сидящему за широким столом, уселась к нему на колени и положила голову ему на плечо. Долгое время они ничего не говорили, просто отдыхали, радуясь тому, что они остались живы, что они есть друг у друга.

– Мы победили, – прошептала она наконец.

– Теперь мы должны и дальше не проиграть.

– Не проиграем. – Она легонько поцеловала его, затем взяла его пальцами за подбородок и повернула так, чтобы смотреть ему прямо в глаза. – Ты все еще думаешь об Ингмаре, любимый?

Слваста покорно кивнул.

– Я пытаюсь не вспоминать. Но… Пусть проклятые паданцы будут вечно обречены на Уракус! И институт, предатели нашей расы, все до единого.

– Они не предатели, они делали то, что должны, позволяя институту работать. Они сражаются с паданцами, как и мы.

– Возможно, – признал он. – Но я не могу выбросить это из головы.

– Вот почему ты поспорил с Хавьером?

– Дерьмо! – Свласта скрежетнул зубами. – Я не знаю. Минуту назад мы так радовались, что мы оба выжили, мы вместе в конгрессе, мы были правы все время и что мы наконец поможем людям, – и в следующий момент я словно смотрю со стороны на двоих безумцев, кричащих друг на друга. Я знал, мне следовало остановиться, но я не мог, ведь Хавьер просто не слышал мои доводы. Это безумие.

– Джу, вы оба хороши!

– Я знаю, знаю. Мне жаль. Я безумно устал, только и всего. И все еще расстроен из-за Ингмара – Джу, это было кошмарное потрясение. Я позволил всему выйти из-под контроля. Такого больше не повторится. Я тебе обещаю. Ты мне веришь?

– Вы с Хавьером должны сесть и поговорить, как разумные люди.

– Но… моды принадлежат паданцам!

Все ее тело напряглось.

– Я знаю. Но вы должны заставить остальную часть Бьенвенидо принять революционную власть. Как только вы этого добьетесь, дальше уже можно разбираться с модами и нейтами. – Бетаньева снова сжала пальцами его подбородок и посмотрела на Слвасту очень пристально. – Ты ведь понимаешь, о чем я?

– Да, – сказал он. Усталость вернулась и нахлынула на него могучей волной, так что все казалось неважным. – Я знаю. Но я не успокоюсь, пока этот мир не освободится от них.

– Шаг за шагом, любовь моя.

Бетаньева поцеловала его.

– Спасибо тебе. Я переживал.

– Я тоже, когда вы затеяли ссору. Я не знала, что делать.

– Ты всегда знаешь, что делать, – сказал Слваста. – Вот почему я люблю тебя.

– В этот раз не знала. И еще у меня странные новости.

– Какие?

– Мост Голфорд взорван. Примерно полчаса назад. Сразу после того, как по нему прошел экспресс. Поезду повезло.

– Голфорд? Где это?

– Уракус, как же ты устал. Это мост на Южной городской линии.

– Что? Где, во имя Джу, диверсанты были до сих пор?

– Я не знаю. Я пытаюсь заставить наших агентов выяснить, что происходит, но сейчас трудно пересылать сообщения через Кольбал. Все суда забиты беженцами.

– Мы же не тираны, – раздраженно рявкнул Слваста. – Совсем наоборот. Никому не нужно убегать от нас.

– Я знаю.

– Свяжись как-нибудь с диверсионной командой. Нам больше не надо взрывать мосты. Хавьер верно сказал: мы должны начинать восстановление экономики.

– Наконец-то разумное замечание. Я запишу это событие в свой дневник.