Его величество официально назначил меня стражем ворот перед моей резиденцией. Теперь сообщаться с повелителем будет совсем просто. По сути, ключи от города в моих руках. Однако я буду и далее иметь дело с Али. Более свежей рыбы на рынок не привозит никто.

О повелитель, княжна Ирина пребывает в добром здравии, и ланиты ее сияют для тебя свежестью утра. Однако она расстроена. Во дворце были получены дурные новости от посланника его величества в Адрианополе. Султан наконец-то ответил на требование увеличить содержание Орхану — не только отказав в увеличении, но и вовсе прекратив выплаты; в провинцию, где собирали средства на эти нужды, был отправлен соответствующий приказ… Подсчитав время, я пришел к выводу, что мой доклад о поединке с юным Орханом достиг повелителя, и теперь я выхваляюсь перед самим собой, полагая, что он повлиял на соответствующее решение. Самозванцев нужно наказывать по всей строгости. Старый Орхан выжил из ума. Сын его все еще не вылечил уши. Падая, он сильно ударился затылком. Он больше не сможет ездить верхом. Самозванец повержен… Из дома княжны я направился прямиком во Влахерн. Шло заседание Большого совета, однако начальник стражи впустил меня… О повелитель, этот Константин — настоящий мужчина, воин, император, но он окружен старухами, которые боятся собственной тени. Когда я вошел, как раз обсуждали новость из Адрианополя. Его величество придерживался мнения, что твое решение, вкупе с решением прекратить выплаты, является знаком недружественных намерений. Он выступал за подготовку к войне. Франза считал, что дипломатические ходы еще не исчерпаны. Нотарас спросил, о какой именно подготовке говорит его величество. Тот ответил: о закупке пушек и пороха, создании запасов продовольствия на случай осады, расширении флота, починке стен, очистке рва. Кроме того, он предлагал отправить посольство к римскому епископу и через него воззвать к христианским странам Европы о помощи деньгами и солдатами. Нотарас тут же ответствовал, что видеть в Константинополе турка в чалме ему будет отраднее, чем папского легата. Совет завершился замешательством… Воистину, повелитель, я испытываю жалость к императору. Такое мужество — и такая слабость! Он потеряет и столицу, и то немногое, что осталось от империи, если гяуры из Венеции и Италии не придут ему на помощь. Придут ли? Воспользовавшись возможностью, его святейшество в очередной раз попытается поставить Восточную церковь на колени, а если не сумеет, то бросит ее на произвол судьбы. Если завтра повелитель постучит в здешние ворота, одни из них отопрет Нотарас, а другие — я… Однако император будет сражаться. У него героическая душа.

Княжна Ирина безутешна. Она истинная гречанка и патриотка, она неплохо разбирается в политике и видит всю безысходность положения империи. Ночные бдения в домашней молельне оставляют свой след на ее лице. Глаза чахнут от слез. Я не в силах не сострадать красе, терзаемой собственной добродетелью. Когда произойдет неизбежное, надеюсь, повелитель сумеет ее утешить.

Прошла неделя с моего последнего послания повелителю. Али болен, но не теряет бодрости духа, уверяя, что поправится, как только христианские ветры перестанут дуть из Константинополя… Очень просит тебя прийти и остановить их… Дипломатические неудачи императора усилили религиозные распри среди его подданных. Латиняне повсеместно цитируют слова Нотараса в Совете: «Видеть в Константинополе турка в чалме мне будет отраднее, чем папского легата» — и трактуют их как предательство веры и государства. Слова эти, безусловно, отражают истинные чувства греческого клира — его представители, впрочем не спешат оправдывать дуку… Княжна несколько оправилась, хотя и стала бледнее прежнего. Она ждет не дождется возвращения весны и уповает на здоровую и счастливую жизнь в Терапии… Завтра, сообщила она мне, в Святой Софии состоится особая торжественная служба. Будут представители многочисленных братств. Я тоже пойду. Она надеется, что служба положит конец богословским диспутам. Посмотрим.

Я уклонился от его копья… толкнул его щитом и выбил из седла.