– Ты думаешь, мы имеем право так сильно рисковать? А если они приготовили для нас ловушку?

Чейд мрачно улыбнулся.

– Вот почему я хочу, чтобы ты присутствовал на встрече. Мы не можем исключать возможность предательства. Но и люди Уита боятся ловушки. Поэтому они просят, чтобы принц вошел в состав нашей делегации, зная, что мы не станем рисковать единственным наследником престола Видящих.

– Древняя Кровь, – проворчал я. – Ты должен научиться говорить «Древняя Кровь», а не «люди Уита». Значит, ты отправишь принца на встречу?

Чейд нахмурился.

– У нас нет выбора. Королева дала обещание.

– Несмотря на твои возражения.

Чейд презрительно фыркнул.

– В последнее время королева не слишком прислушивается к моим возражениям. Возможно, считает, что больше не нуждается в советнике. Что ж, посмотрим.

Я не нашел, что ему ответить. Честно говоря, хотя я и почувствовал болезненный укол совести, уверенность королевы в собственных силах меня порадовала.

В последующие дни я был так занят, что тревоги о Шуте отступили на задний план. Несмотря на мою слабость, Чейд, Олух, Дьютифул и я встречались каждое утро в башне Верити. Шута я не приглашал. Чейд не прокомментировал мое решение. Возможно, в свете последних откровений, он решил, что будет лучше, если мы не станем включать его в нашу группу. Сам я ни разу об этом не заговаривал. Мы собирались вчетвером и занимались Скиллом с таким энтузиазмом, который меня пугал. Мы двигались вперед медленно, но верно, что вполне устраивало меня, но вызывало разочарование у всех остальных.

Олух приглушал свою музыку, хотя это вызывало в нем безотчетную тревогу. Дьютифул научился направлять Скилл так, чтобы его слышал только один из нас. Чейд, как и следовало ожидать, отставал от других учеников. Если мы находились в состоянии физического контакта, наши разумы могли соприкасаться. Олуху удавалось привлечь внимание Чейда, но передать осмысленную фразу не получалось. Дьютифул не мог найти Чейда. А Чейд не ощущал присутствия принца. Я не знал, чья это проблема, поэтому мы пытались решить ее с двух сторон. Наши занятия отнимали у меня много сил, вновь появились головные боли, но они не шли ни в какое сравнение с тем, что было раньше.

Повинуясь строгим указаниям Чейда, я каждое утро поглощал обильный, но простой завтрак. И хотя я теперь контролировал его магию Скилла, он оставался моим наставником, и я знал, что Чейду лучше моего известно, как быстрее восстановить здоровье. Примерно тогда же он заговорил об эльфовской коре и каррим'е, которые нашел в моей комнате, когда я приходил в себя после «исцеления». Между нами произошла неприятная ссора. Он заявил, что я обязан беречь свою способность к Скиллу – в особенности теперь, когда стал мастером Скилла для принца и нашей группы. А я возмущенно орал, что имею право хранить у себя все, что посчитаю нужным.

Нам так и не удалось договориться. В дальнейшем мы просто уклонялись от обсуждения этой щекотливой темы.

Вскоре лорд Голден освободил меня от обязанностей своего телохранителя. Мне предложили поступить на службу в королевскую стражу, и я охотно согласился. Меня приняли с удивительным хладнокровием. Очевидно, я был не первым необычным солдатом, которого направил в их ряды Чейд. Интересно, сколько из них – те, за кого они себя выдают. Мне почти не задавали вопросов и оценивали по боевым качествам. Каждый день я тренировался на площадке и довольно часто проигрывал схватки, получая чувствительные синяки.

Формально мне выделили койку в бараках стражи, но я предпочитал спать в прежних покоях Чейда. Если у кого-то и появились вопросы относительно моей свободы, они держали их при себе. Когда я вновь скрестил клинок с Вимом, он поздравил меня с тем, что я «вновь стал честным солдатом». Теперь мне полагалось ходить в синей форме гвардейцев Бакка, которую изредка сменяла пурпурно-белая туника, показывающая, что я служу королеве. Я испытал удовольствие, получив право открыто носить на груди знак королевской лисы. Он постоянно напоминал мне о булавке с лисой, приколотой к моей рубашке, рядом с сердцем.

Я по-прежнему уставал быстрее, чем до ранения, а синяки и царапины заживали медленно, но, несмотря на настойчивые предложения Чейда, отказывался ускорить эти процессы при помощи Скилла. Во второй половине дня, когда Чейд занимался политикой, Олух устраивал набеги на кухню. Мы вместе поглощали сласти, пироги и мясо. Оказалось, что Джилли обожает изюм не меньше Олуха. Хорек так старательно выпрашивал лакомство, что Олух смеялся до слез. Мы все заметно прибавили в весе, а Олух и вовсе растолстел. Он стал кругленьким, а его волосы лоснились, как шкура собачки, принадлежащей благородной леди. Теперь, когда он был ухожен и не испытывал недостатка в еде, стала проявляться доброта его простой натуры. Я с радостью общался с маленьким, заметно повеселевшим человечком.

Мне даже удалось провести несколько вечеров с Недом. Мы не ходили в «Заколотую свинью», предпочитая тихое, сравнительно новое заведение, где подавали приличное пиво, которое называлось «Разбитый красный корабль». Здесь мы ели жирную дешевую пищу и беседовали, как старые друзья. Наше общение напомнило мне последние разговоры с Барричем, перед тем как Регал меня убил. Мы общались как взрослые мужчины. Однажды мой приемный сын доставил мне немалое удовольствие, рассказав, как Старлинг ворвалась в мастерскую, очаровала мастера Гиндаста и увела Неда на целый день в город.

– Было так странно, – с удивлением рассказывал он. – Она вела себя так, словно мы никогда не ссорились. Что мне оставалось делать? Пришлось сделать вид, что я все забыл. Как ты думаешь, а она помнит слова, которые мне тогда сказала?

– Разумеется, – задумчиво проговорил я. – Забывчивые менестрели очень быстро умирают от голода. Просто Старлинг считает, что если представить себе что-то, то так все и будет. Как видишь, иногда у нее получается. Значит, ты ее простил?

Нед в замешательстве посмотрел на меня, затем ухмыльнулся и ответил:

– А она бы заметила, если бы я ее не простил? Она так старалась убедить Гиндаста в своей материнской любви ко мне, что я сам едва ей не поверил.

Мне оставалось только рассмеяться и пожать плечами. Старлинг отвела Неда на постоялый двор, где любили останавливаться менестрели, и познакомила с несколькими юными дамами-музыкантами. Они угощали его пирожками с изюмом и миндалем, элем и своими песнями, соперничая за его внимание. Я тут же предупредил Неда об очаровательных манерах менестрелей и их каменных сердцах. Не стоило этого делать.

– У меня не осталось сердца, которое я мог бы отдать какой-нибудь девушке, – серьезно заявил он.

Тем не менее, когда он описывал прелестных юных менестрелей, у меня появилось ощущение, что если он и не отдал ни одной из них своего сердца, то кое на кого глаз положил. И я беззвучно благословил Старлинг и помолился за то, чтобы мой мальчик побыстрее исцелился.

Шут и лорд Голден всячески меня избегали. Несколько раз я спускался вечером из покоев Чейда и выходил в гостиную лорда Голдена через свою спальню, но оказывалось, что его нет. Дьютифул рассказал мне, что лорд Голден стал чаще играть в городе, где подобные развлечения становятся все более популярными, а также устраивает приемы в своих покоях. Мне его не хватало, но я боялся встреч наедине. Он мог прочесть в моих глазах, что я предал его Чейду. Это для его же блага, пытался я себя утешить. Будь прокляты все драконы. Если для того, чтобы спасти ему жизнь, необходимо удержать Шута от поездки на Аследжал, я готов перенести его недовольство.