Первым председателем и партийным секретарем организационного комитета был главный редактор «Известий» и «Нового мира» Иван Гронский (Федулов). Сын крестьянина, переехавшего в Санкт-Петербург, Гронский прошел все стадии пролетарского пробуждения от чтения «Оливера Твиста» до ученичества в тюрьмах и работы бродячим пропагандистом. После революции Гронский служил на партийных должностях в Ярославле, Курске и Москве, а в 1921–1925 году учился в Институте Красной профессуры (одновременно работая преподавателем в Высшем индустриально-педагогическом институте имени Карла Либкнехта и, по «ленинскому набору», секретарем Коломенского уездного комитета партии). После окончания института он стал заведующим экономическим отделом «Известий» и женился на дочери бывшего владельца аптеки и писчебумажного магазина, Лидии Вяловой. Прежде чем сделать ей предложение, он спросил, что она думает о пополнении в семье (у нее был двухлетний сын от предыдущего брака) и о сравнительных достоинствах семьи и работы. Ее ответы его удовлетворили, и они поженились. Она родила еще двух детей (Вадима в 1927-м и Ирину в 1934-м), вела хозяйство и ходила на уроки живописи. В 1931 году они въехали в Дом правительства, сначала в квартиру 144, а потом в бывшую квартиру Стецкого (кв. 18), с большой гостиной и видом на реку[1013].

В 1932 году, когда его назначили председателем организационного комитета съезда писателей, Гронскому было тридцать восемь лет. Одновременно с работой в «Известиях» и «Новом мире» он отвечал перед ЦК за «работу с отечественной и зарубежной интеллигенцией». У него была прямая телефонная связь со Сталиным, но Сталин не всегда был доступен. «Нередко, – писал он много лет спустя, – мне приходилось идти на риск – принимать серьезные решения политического характера, не зная заранее, как они будут оценены Сталиным». В большой гостиной Гронских регулярно собирались «творческие работники»: много пили, пели и читали стихи. Главными заботами Гронского были преодоление «групповщины», создание подходящих условий для творческой работы и выработка общих принципов отображения мира, свободного от кулаков и авербахов. Большинство писателей ценили поддержку со стороны партии. Как сказал писатель Георгий Никифоров: «Если ЦК нас не выдаст, Авербах нас не съест»[1014].

Иван Гронский

Работа двигалась тяжело. Гронский подозревал «почетного члена» организационного комитета Горького в групповщине и тщеславии и нашел доклады Радека и Бухарина (представленные заранее и одобренные Горьким) «более чем порочными и в политическом, и в эстетическом отношении». Сталин слушал всех, но поддерживал Горького. Гронский ушел со своего поста, Горький стал единственным организатором, а Радек и Бухарин произнесли свои речи. Что касается общих принципов отображения мира, то параметры, заданные Сталиным, были настолько широки, что делегатам приходилось идти на риск и принимать серьезные решения политического характера, не зная заранее, как они будут оценены Сталиным. «Художник должен правдиво показать жизнь, – сказал Сталин на встрече с писателями в доме Горького. – А если он будет правдиво показывать нашу жизнь, то в ней он не может не заметить, не показать того, что ведет ее к социализму. Это и будет социалистический реализм»[1015].

Точкой отсчета служила победа сталинской революции. «Ваш съезд собирается в период, – сказал Андрей Жданов, обращаясь к делегатам, – когда под руководством коммунистической партии, под гениальным водительством нашего великого вождя и учителя товарища Сталина (бурные аплодисменты) бесповоротно и окончательно победил в нашей стране социалистический уклад». Опасения, что на чудо революционного преображения уйдет много лет, сказал Александр Серафимович, оказались напрасными. «Со здания социализма снимаются первые леса, – сказал Исаак Бабель. – Самым близоруким видны уже очертания этого здания, красота его. И мы все – свидетели того, как нашу страну охватило могучее чувство просто физической радости». Советский народ, сказал Леонид Леонов, «стоит на страже у ворот в этот новый мир, полный зданий самой совершенной социальной архитектуры». Советское настоящее – «утро новой эры», «самый героический период мировой истории», «самый емкий исторический период из всех, через которые проходило человечество»[1016].

«Соть» Леонова считалась одной из самых удачных попыток показать строительство вечного дома. Но «Соть», как и все строительные романы, кончалась призрачным видением едва различимых контуров. Перед новой литературой стояла задача показать здание изнутри. Сделать это было трудно («так же трудно, как на огромном лугу очертить контур тени, отброшенной грозовым облаком»), тем более что сделать это должны были писатели, вышедшие из старого мира. (Леонов был внуком торговца из Зарядья, сыном поэта-суриковца, зятем издателя Сабашникова и ветераном Красной и, втайне от всего мира, Белой армии.) «В таком маленьком зеркале, как наше, не умещается центральный герой нашей эпохи, – говорил он. – А все мы отлично знаем, что он уже вошел в мир, новый его хозяин, великий планировщик, будущий геометр нашей планеты»[1017].

Существовало два способа «изобразить его во весь рост»: либо «отступить на целый век, чтобы хоть немного уменьшить оптический угол зрения», либо стать равным ему «по росту и прежде всего по творческой одержимости». Писатель должен был стать своим собственным героем.