В сводке ВЧК № 13 за период с 16 по 22 июля 1919 г. докладывалось в вышестоящие инстанции, что во Владимирской губернии насчитывается около 13 300 дезертиров, для борьбы с которыми принимались соответствующие меры[1418].

Дезертирство имело место и в ряде других губерний. Так, председатель Донецкой губчека в своем докладе ОО при ревкоме Украины за период с 23 февраля по 9 марта 1919 г. указывал, что дезертиров в губернии значительное количество, к ним присоединяются перебежчики из Добровольческой армии, а поэтому не исключена возможность выступления банд из числа дезертиров[1419].

Борьбу с бандитизмом и дезертирством органы ВЧК вели методом открытого подавления с привлечением в отдельных случаях не только войск ВЧК, но и частей Красной армии.

Насколько важна была борьба с бандитизмом и дезертирством в целях укрепления тыла страны, создания нормальных условий для налаживания хозяйственной деятельности местных органов советского государственного аппарата, свидетельствуют некоторые итоги борьбы с этими преступлениями.

Так, к началу 1921 г. в результате борьбы с бандитизмом только на Украине было захвачено: 5 артиллерийских орудий, 286 пулеметов, 2662 винтовки, 360 револьверов, 328 сабель, 356 тачанок, 1810 лошадей. Кроме того, сдано добровольно явившимися бандами в результате проведенных ЧК мероприятий по их разоружению: 177 пулеметов, 8898 винтовок, 3392 револьвера, 670 сабель, 169 бомб и около полутора миллионов патронов[1420].

В результате действий чрезвычайных комиссий и местных органов власти к концу 1920 г. во многих центральных губерниях России массовые бандитские выступления и дезертирство в основном прекратились.

Военные контрразведчики участвовали в изъятии оружия и боеприпасов у гражданского населения, передавая их войскам, что способствовало повышению боеспособности красных частей.

Это направление деятельности было инициировано еще 25 июня 1918 г., когда председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский подписал приказ об изъятии оружия у населения: всем лицам, не имевшим права и разрешения от органов власти на ношение и хранение огнестрельного и холодного оружия, взрывчатых веществ, бомбометов, кортиков, пулеметов, патронов, пулеметных лент, биноклей, бомб и пр., было предложено доставить всё упомянутое выше в ВЧК в двухнедельный срок со дня опубликования приказа. Все губчека были обязаны издать такой же приказ по уездам, волостям, селам и деревням «о разоружении богатеев, мужиков кулаков, попов, правых эсеров и меньшевиков»[1421].

В период Гражданской войны наряду с выполнением своих главных задач военные контрразведчики, как и сотрудники местных ЧК, выполняли и другие задания правительства: в частности, привлекались к борьбе с эпидемиями, которые на почве голода, отсутствия медикаментов, мыла и белья разрастались до небывалых размеров. Особым отделам предлагалось контролировать и то, как командиры и начальники следят за санитарным состоянием казарм, госпиталей, эвакопунктов, воинских эшелонов, оказывать содействие органам здравоохранения в организации санитарных кордонов[1422].

Белогвардейские генералы создавали органы военного управления вооруженных формирований по образцу и подобию штабов русской армии периода Первой мировой войны. Структурными подразделениями фронтовых, армейских и окружных штабов являлись контрразведывательные отделения, осуществлявшие функции борьбы со шпионажем как на фронте, так и в тылу. Однако после разгона временным правительством Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов государство и армия оказались беззащитными перед подрывной деятельностью деструктивных сил. Новые власти спохватились и возложили на контрразведку функции политического розыска. Не только в армии, но и в государстве. Эти же функции сохранились за КРО и в белых армиях. Они остались без изменений даже при воссоздании А.И. Деникиным и А.В. Колчаком территориальных органов безопасности. Таким образом, на небольшие по штату отделения армейской контрразведки возлагались задачи государственного масштаба. Поэтому, в отличие от особых отделов ВЧК, КРО штабов белых армий не имели возможности заниматься только обеспечением безопасности воинских формирований.

Об их противодействии иностранным и советским спецслужбам шла речь во втором параграфе этой главы. Здесь мы обратим внимание на один из аспектов контршпионажа – защиту военных секретов.

Ей в армейских штабах уделялось мало внимания. Например, на телеграфе штаба Западной армии отсутствовал негласный контроль за лицами, допущенными к работе с секретной корреспонденцией. Всякий офицер и чиновник, даже из других отделов, могли послушать все новости, пришедшие на телеграф, которые расшифровывались в присутствии посторонних. Недаром при аресте и обыске у одного из большевистских агентов нашли копии телеграмм военного характера[1423]. Об этом факте контрразведчики докладывали командованию, но были ли предприняты конкретные меры по защите тайн в штабах, однозначно ответить трудно.

Контрразведка испытывала трудности в защите не только военных секретов в армейских штабах, но иногда даже своих собственных. Например, агенту Реввоенсовета Восточного фронта удалось собрать сведения о контрразведке при штабе Волжской группы, входившей в состав 3-й армии, которые были изложены в докладе помощника начальника информационного отдела Региструпра Полевого штаба РВСР. В документе приводятся сведения об организации контрразведки группы, перечисляются фамилии сотрудников КРО, указываются их воинские звания[1424].

Одним из каналов утечки секретных сведений контрразведчики справедливо называли болтливость военнослужащих. Этот порок был присущ не только армейским солдатам и офицерам, но даже сотрудникам спецслужб. «До моего сведения дошло, что некоторые служащие вверенной мне службы болтают полученные по службе сведения, – фиксировал случаи разглашения секретной информации М.К. Рындин. – Требую прекратить болтовню, в противном случае виновных без сожаления предам суду»[1425].

По мере возможности командование и спецслужбы старались оградить армию от разлагающего влияния противника. В первую очередь руководством контрразведки обращалось внимание на борьбу с большевистскими и эсеровскими агитаторами.

Большевики хорошо понимали роль идеологического воздействия на массы, поэтому создали разветвленную систему политической пропаганды среди войск белогвардейцев, интервентов и местного населения. Тайно появляясь в населенных пунктах, агитаторы распространяли слухи о крупных победах большевиков, призывали кончать Гражданскую войну и уклоняться от мобилизации. Значительный успех имела агитация среди дезертиров и солдат, чьи части оказались расквартированными вблизи их родных сел. Итогом такой разрушительной работы являлось дезертирство, отказ нести службу, а в некоторых случаях и восстания. По признанию начальника КРП Всевеликого войска Донского, большевистская агитация способствовала развалу Донской армии, принявшему «грозные размеры»[1426].