Вот и получилось, что воспринимаемые досократиками на чувственном уровне ощущения (образы) – в виде несокрытости (алетейи) того, что является; самовозникновения (фюсис’а) того или иного объекта; незыблемости и постоянства того, что возникает (бытие) и т. д. – так и остались без своего обоснования. И таковым должна была бы стать идея – и развернутая из нее Истина – как основополагающая структура методологии возникновения всякого сущего. Именно они (идея и Истина) должны были показать, что же все-таки было ранее сокрыто в несокрытости, почему оно самовозникло, и в чем заключались незыблемость и постоянство возникшего.

И действительно, если мы зададимся главным вопросом, которым так и не задалась «изначальная» (Хайдеггер) философия: так что же было ранее сокрыто в несокрытости, то можно было бы ответить следующим образом. Конечно же не те отдельные сущие (вещи), кои воочию могут быть нами увидены посредством зрения. И не те, что мы можем представить себе в нашем уме. А потому, единственно что мы можем предположить так это то, что в несокрытости изначально и всегда сокрыта интеллектуальная Новизна в виде внове рождаемой идеи, идеи, состоящей из некоторого числа потенциально заложенных в ней объектов-сущих, сплоченных в единое целое посредством создания нашим интеллектом взаимосвязей между ними.

Теперь мы видим, каковой на самом деле должна быть древнегреческая Истина как несокрытость и с чем она должна быть взаимосвязана. В первую очередь она должна быть взаимосвязана как с проявленным из нее искомым сущим, так и с предшествующей ему идеей, не учтенной, а вернее, никаким образом еще не оформленной у досократиков. Но даже и у Платона, жившего примерно полтора столетия спустя, истина если и взаимосвязана с идеей, то взаимосвязана отнюдь не «родственными» (генетически) узами. Платон никак не предполагал, что идея – это «образец» не какого-либо сущего (предмета), а Истины, в которой сущие соединены посредством оригинальной взаимосвязи между собой. Он был далек от подобного полагания, хотя интуитивно чувствовал, что идея причастна как к миру объектов, существующих в реальности (поскольку идея – это «образец»), так и к миру бытия, то есть к миру возникновения этой реальности (поскольку занебесный мир идей, по Платону – это мир бытия).

Итак, какая же ситуация сложилась в философии после досократиков? Скорее всего состоялась все та же тривиальная ситуация, которая возникает в любое время и в любой отрасли знания: если экспериментальные данные не находят своего обоснования в какой-либо теории, то они неизбежным образом могут быть искажены или интерпретированы не должным образом. Так оно и случилось в философии: «экспериментально» возникавшие ощущения (образы-понятия) Истины, природы, бытия, логоса, сущего и т. д., не нашедшие своего теоретического обоснования в структурно оформленной идее, в дальнейшем подверглись различного рода искажениям, поскольку не было создано полноценное понятие идеи как интеллектуальной новизны. И не было оно создано только потому, что в идее Платоном не была увидена структура взаимосвязанных между собой сущих, структура, обладающая определенным смыслом, тем смыслом, который предполагает выполнение функции одним из внове образуемых сущих этой идеи (то есть искомым сущим). Как теория способна объяснить ранее полученные экспериментальные данные (факты), так и обнаруженное полноценное понятие идеи могло бы объяснить смысл «экспериментально» возникших понятий Истины, природы, бытия, красоты и т. д. В идее все это потенциально заключено: и вдруг возникшая несокрытость, и самовозникновение, являющееся без каких-либо особых усилий с нашей стороны (см. далее цитату из Декарта), и самоочевидность и надежность полученного нами нового знания, и удовольствие-удивление от понимания смысла самой интеллектуальной новизны.

То есть после досократиков, создавших и пустивших в обиход основные метафизические понятия, философам оставалось только найти тот реально уже существующий в нашей духовной практике объект, который бы подвел базу и обосновал происхождение этих понятий. Правда, следует заметить, что слово «найти», употребленное в данном контексте, может быть не совсем верное, так как досократики, не зная об этом, уже «нашли» этот объект (то есть идею), поскольку руководствовались при создании своих понятий теми восприятиями и ощущениями, которые он на них оказывал, возникая в их интеллекте. Его, этот объект, необходимо было просто назвать, – а, по простому: «вывести на чистую воду» – то есть оформить надлежащим образом в виде основополагающего теоретического понятия, понятия идеи как комплекса взаимосвязанных сущих. Эту работу начал и отчасти проделал Платон, но она так и не нашла своего дальнейшего продолжения как в части выявления внутренней ее структуры, так и в части характеристики тех внешних феноменальных проявлений, которыми сопровождается интуитивно-инсайтное проникновение идеи в наше сознание. Что касается последнего замечания, то спустя тысячелетие (!) после Античности, метафизике Декартом был дан шанс на возрождение. В чем он заключался? Приведем определение сути интуитивного процесса познания и нам станет ясно, в чем:

«Интуитивное познание – это озарение (illustration) ума, благодаря которому он видит в божественном свете вещи, кои Бог пожeлает ему открыть путем непосредственного воздействия этого божественного света на наше разумение, рассматриваемое в данном случае не как нечто действующее, но лишь как воспреемник божественных излучений»53.

Спрашивается, могло ли быть что-либо прозрачнее данного определения инсайтной идеи, являющейся

«…чистым светом – постоянным, ясным, надежным, достающимся нам без труда и всегда пребывающим с нами». (Там же, стр. 562).

Вот уж, казалось бы, за что необходимо было ухватиться Новоевропейской философии и, говоря на современном сленге, «раскрутить» это положение, то есть раскрыть то, что в нем потенциально заложено. А заложены в нем:

– и сам смысл иррациональной идеи (то есть Истина);

– и возникновение этого смысла (то есть Бытие);

– и структурно-функциональный состав этого смысла (то есть комплекс взаимосвязанных сущих);

– и главный объект этой структуры (то есть искомое сущее, сущее выделенное среди остальных тем, что оно наделено сущностью);

– и сама форма восприятия нами внове явленной новизны (то есть прекрасное как полученное нами удовольствие от понимания смысла интеллектуальной новизны, а иначе – Истины).

Но, к сожалению, ничего подобного не случилось: структурно-функциональный состав идеи так и не был раскрыт. И кого-либо винить в этом было бы несусветной глупостью. Все идет своим чередом и всему свое время. И это время никак и ничем нельзя «подстегнуть», потому что всегда неясно, что именно необходимо «подстегивать». Требующее подгонки всегда является само собой, как будто оно, невидимое нами, поджидало за соседним углом, чтобы явиться нам. И может быть своей эффективностью иррациональное мышление «расплачивается» за непланируемость и некоторую отложенность во времени своего следующего шага. Так в шахматах эффективность (то есть основательность и неожиданность