Племянник звал ее «тетя Карен», это было так мило, настоящая оттепель. От университета Сомерсет перекинулся на девушек и описал таблицу женских нравов, в зависимости от Праматери и родной земли. В таблице самые приятные типы барышень строятся точно по диагонали, ее зовут «золотым сечением». А по бокам от диагонали черными пятнами таятся нежелательные типы. Самых скверных называют «медвежьими капканами»: например, Люсия из Альмеры или Катрина из Литленда – просто жуть, хоть в кусты прячься!

От барышень Сомерсет перешел к своей сестре – Нексии, - и стал без зазрений совести ее чихвостить. Девушкам нельзя рисовать, закон природы. Если дама увлекается искусством, то ее мозги в опасности. Проза – еще куда ни шло; поэзия или музыка – уже скользкая дорожка, а живопись – точно беда: кровлю снесет, кукушки поселятся. Это как стрела в голову – нет шансов, что мозг уцелеет. Я Нексию и так, и этак уламывал: брось ты свои картинки! Лучше крестиком вышивай, или не знаю, лютню купи! А она – ни в какую. Все ее черти тянут к холсту, и вот вам результат: совсем улетела в облака, точно этот корабль из Шиммери. Кстати, тетя Карен, вы слышали про шиммерийский шар? Святые боги, да это же открытие!.. Ладно, потом. Так вот, все бы ничего, если б она не втрескалась в Ориджина. Сначала влюбилась, потом нарисовала портрет – и тогда уж совсем помешалась. Разговоров только: Эрвин то, Эрвин сё, он самый такой, он самый сякой… Как начался мятеж, я в радость: авось, теперь ее попустит. Но где там, только хуже стало! «Эрвин такой храбрый, пошел против владыки и против Перстов, он прямо аааах!..» Заставила меня поехать на фронт, прямо к Ориджину, о чем-то там предупредить. Слышите, тетя Карен? Чуть не пинками выперла из кампуса: «Езжай же! Моя судьба – в твоих руках!» Ага, конечно. Плевать было Ориджину на предупреждения, как шел в столицу – так и пришел. Я только зря простудился. Но потом еще хуже…

Таким живым был рассказ племянника, что Карен, забыв о всех невзгодах, смеялась до слез. А тут подошел случай, как Нексия в замке Шейландов вышла к столу нагишом. Эдгар стал убеждать сына, что уж здесь она точно не виновата: ее заставили Ульяниной Пылью. Сомерсет крепко стоял на своем: да какая там Пыль, я же сам видел – это ее обычная болячка, эрвинское помешательство! Эдгар сказал: Нексию нужно пожалеть, ведь потом, под влиянием Пыли, она пыталась убить Ориджина, счастье, что он был начеку… Сомерсет и тут не уступил: папенька, она все выдумала, неужели не видишь! Это женские хитрости: сперва будто покушалась, а потом в слезы: «Ах, я так виновата, чем могу искупить… Милорд, возьмите меня прямо сейчас, иначе совесть сведет…» Под общий хохот отца и тетки Сомерсет окончил:

- …меня с ума. Эй, вы не слушаете! Раз так, теперь на мне – печать молчания.

Он опечатал свои губы, но потом отлепил краешек, чтобы сказать:

- Да, она еще карту сперла. Стратегическую.

- Карту я дал ей сам, - возразил Эдгар. – Нексия отбыла с важной дипломатической миссией.

- Конечно! – фыркнул Сомерсет и вновь налепил печать.

Тогда Эдгар сказал сестре гораздо теплее, чем прежде:

- Знаю, что ты не терпишь крыс. Но Хартли – особенное дело: она лучшая в мире советчица. Смотри, я спрошу: как думаешь, Хартли, у сестры есть деньги?

Зверек повел мордочкой из стороны в сторону.

- Ни эфеса?

Хартли вновь покачала головой.

- А она признается в этом?

Еще одно «нет».

- Так я и думал, - кивнул Эдгар и подвинул к сестре бумажный конверт.

- Спаси…

- Не смей благодарить. Я ничего не давал, это кто-то забыл на столе.

Пряча смущение, Карен сменила тему:

- Что за история с военной картой?

- Да вот, захотел сделать ставку. Но меня не ждут за игровым столом, потому попросил Нексию…

- Ты же не азартен.

- А бывают не азартные еленовцы? Все мы такие в глубине души.

- Но ты осторожен, как черт.

- Так и играю по маленькой…

Карен поняла, что дозрела до вопроса:

- Расскажи мне про нынешние игры. Что творится на поле?

- Ну, тут у каждого своя забава. Шейланд пожирает Север, Нортвуды с Ориджинами пытаются отбиться. Путевцы разгромили шиммерийцев и отняли уйму очей. Адриан согнал Минерву с трона. А наш дорогой Генри Фарвей прибирает к рукам Альмеру. Очень успешно, должен сказать. Домен альмерских герцогов уже за ним, на очереди графства Блэкмор и Дэйнайт. Орда уходит в Степь через эти графства. Она добьет остатки альмерских войск, а потом пройдет Фарвей и соберет земли без боя.

- Значит, все как прежде? Обычные забавы лордов?

- Земли и власть… - кивнул Эдгар как-то неуверенно и почесал шейку Хартли. Крыса возразила: «Нет».

Он сказал:

- Твоя правда, Хартли: кое-что изменилось. То бишь, Фарвей играет старую партию, но остальные… Деньги, земли, власть – уже не главный приз. Скажем, шаваны грабят, но важней для них – вера в Гной-ганту. Без него никакой орды бы не было. А закатники и шейландцы точно так же верят в Избранного. Взять Первую Зиму – вкусно, кто спорит, но главное – чтобы Избранный победил.

- Войскам нужны знамена, так было всегда.

- О, нет, сестра, это больше, чем знамена. Скорей, идеи, которые греют сердца. Гной-ганта – символ правоты шаванов, доказательство их веры. А Избранный – надежда черни и маленьких людей. Если банкир из крошечного графства может стать святым, то и простолюдину дорога открыта. А Ориджины, наоборот, воюют за закон Праматерей, за пирамиду с дворянами наверху. Их Агата – символ того, что мир всегда был устроен правильно.

- По-твоему, идет война за веру?

- Обрати внимание: даже корона империи мало кому нужна! Ориджин покинул столицу, чтобы сразиться с Паулем. Минерва тоже отдала трон без боя. Спросишь: за веру ли все воюют? Нет, за идею. Или за правду – кто как ее понимает. А еще точнее: за будущее. Каким станет будущее мира – вот что сейчас на кону.

- А наше будущее – каким ты его видишь?

Эдгар взял Карен за руку:

- К чему лукавить, сестренка: у меня и у тебя никакого будущего нет. Хоть бы у детей появилось.

Сомерсет сорвал с губ печать, чтобы пристыдить