– Надеюсь, баронесса Эзринтем, наше негласное присутствие в Эспаре не вызывает ваших нареканий, – сказал Локк, стараясь, по примеру Сабеты, держаться уверенно.

– Что ж, вы ведете себя с должным благоразумием, однако же забываете об обязательствах, которые накладывает на вас благородное происхождение. Я бы не советовала вам пренебрегать интересами вашего окружения. – Баронесса многозначительно взглянула на Сабету. – Союз двух знатных родов пойдет на пользу и Эспаре, и Каморру… разумеется, если вы всерьез рассматриваете такую возможность.

– Я вовсе не собиралась вводить Дженнаро в заблуждение, – возразила Сабета. – Да, он слишком горяч и порывист, но в остальном его поведение не вызывает нареканий. Вдобавок нас связывают определенные взаимные интересы…

– Верена, неужели ваши родные велели вам озаботиться поисками мужа во время пребывания в Эспаре? Неслыханная вольность! Не забывайте, что ваше замужество вряд ли будет основано на ваших сердечных привязанностях. Признайтесь честно, вы ведь принадлежите к одному из Пяти высших семейств Каморра?

Сабета кивнула.

– В таком случае все зависит в первую очередь от герцога Никованте. Вы же и сама прекрасно знаете, что без его позволения замуж не выйдете. А вдруг ему понадобится заключить политический союз? Да и Дженнаро не женится без благословения графини Антонии. – Баронесса устало потерла виски и вздохнула. – Прошу вас, не сочтите бесцеремонным мое вмешательство в личные дела барона Булидаци, но я обязана предупреждать графиню о возможных дипломатических осложнениях, особенно таких, которые возникают из-за юношеской горячности.

– Мы торопиться не хотели, – заверила ее Сабета. – Вот через пару лет, может быть…

– Разумное решение, – кивнула баронесса. – Однако же природе свойственно вносить поправки в самые рассудительные намерения женщин.

– Отвар утешицы я приготовлю не хуже любого лекаря, – сказала Сабета. – Мои наставники обучили меня всем премудростям, касающимся продолжения рода. С нежелательными последствиями…

– Смею вас заверить, что подобные последствия действительно были бы весьма нежелательны, – прервала ее баронесса. – И я немедленно расценю их как дерзкое посягательство на барона Булидаци. На вашем месте я бы озаботилась сохранением своей репутации. Надеюсь, вам все ясно?

– Совершенно ясно, баронесса Эзринтем, – ответила Сабета.

– Что ж, в таком случае об остальном поговорим завтра, на пиршестве у барона Булидаци. Кстати, ваше сегодняшнее представление имело заслуженный успех. Я доложу об этом графине Антонии. Может быть, завтра она почтит вас своим присутствием. Надеюсь, барон Булидаци удовлетворил свою прихоть и больше не будет бегать по сцене?

– Увы, в ближайшее время барон будет лишен способности не только бегать, но и ходить, – вздохнула Сабета.

– Вот и славно. А сейчас вы наверняка жаждете утешить бедного Дженнаро…

Сабета согласно закивала.

– Ступайте, – благосклонно изрекла баронесса. – Передайте ему мои пожелания скорейшего выздоровления. Надеюсь, он извлечет из этого урок и будет вести себя с подобающим достоинством.

Локк с Сабетой, попрощавшись с баронессой Эзринтем, пересекли внутренний двор «Старой жемчужины» и вернулись в гримерный покой. Локк понурился, сознавая, что на редкость сглупил: разумеется, эспарские вельможи, принимая участие в сложных политических играх, не обходились без осведомителей. Баронесса Эзринтем, сама того не подозревая, была совершенно права – Локк с непростительной дерзостью пренебрег интересами окружающих.

– Да, такой выволочки мне еще никто не устраивал, – сказал он Сабете.

– Ах, и тебе тоже? – грустно усмехнулась она.

8

Аквапирия Зедрефа на Гиацинтовой улице по праву слыла лучшим банным заведением в Эспаре – здесь были бассейны с теплой и холодной водой, парны́е и всевозможные услуги, многие из которых предоставлялись по особой договоренности. Во дворе стоял роскошный особняк с анфиладой колонн, где и размещались бани, а его окружали отдельные купальни, одна из которых была снята для барона Булидаци и его свиты.

Телега труппы Монкрейна и Булидаци въехала во двор аквапирии спустя час после представления. В телеге сидели Локк, Сабета, Джасмер, Кало и Галдо, а Эшак все еще прятался под грудой костюмов и реквизита. Локк и Галдо, в потрепанных ливреях, позаимствованных из гардероба труппы, соскочили с телеги, вошли в купальню и выгнали оттуда загорелых мускулистых слуг в синих шальварах.

– Барон Булидаци вот-вот появится! – крикнул Локк, выталкивая за дверь последнего слугу. – В дурном настроении! Он ногу подвернул, видеть никого не желает.

Когда двор опустел, Локк и Галдо помогли Эшаку выбраться из телеги и торопливо увели в купальню. Джасмер и Сабета последовали за ними, а Кало отправился на конюшню, кормить лошадей и приглядывать за трупом Булидаци.

Каждая купальня была украшена на особый манер. В той, что отвели барону и его спутникам, повсюду красовались жабы: в виде жаб были сделаны серебряные и железные краны, на стенных мозаиках коронованные жабы нежились в горячих ваннах. Посреди купальни был квадратный бассейн ярда в три шириной, выложенный белыми и зелеными изразцами. Над водой бассейна клубился пар, напитанный ароматом лаванды. Рядом с бассейном стояли низкие столики, на которых расставили бутылки с вином и бренди, подносы со сластями и флаконы с благовонными маслами и притираниями.

Дверь в левой стене вела в парную с угольными жаровнями, на которые полагалось плескать воду.

Мертвенно-бледный Эшак, дрожа и хватая ртом воздух, в изнеможении уселся под стеной.

– Замечательно! – сказал Локк, хлопнув его по плечу. – Ты молодец! Всех нас выручил…

– Не трогай меня! – просипел Эшак, тяжело сглатывая слюну, – видно, его мутило. – Оставь меня в покое. Мне и без того худо…

– Раздевайся! Нам баронова одежда нужна, – велел Локк.

Эшак неуклюже начал высвобождаться из костюма Булидаци, а Локк, подтащив к двери ширму, принялся разбрасывать вокруг вещи барона: накинул на ширму камзол, повесил кинжал в ножнах, а шелковую рубаху, сапоги, колет и панталоны швырнул на изразцовый пол.

Сабета скинула туфли и, раздевшись, завернулась в роскошный купальный халат. Из одежды на ней остались лишь черные чулки. Локк изо всех сил притворялся, что не глазеет на нее, а она старательно делала вид, что ей ничуть не лестно. Наконец, удовлетворившись созданным художественным беспорядком, Сабета схватила Эшака за шиворот и втолкнула в парилку.

– Бедный Эшак! – пробормотал Монкрейн. – В вашем дурацком замысле дыр больше, чем в древнем пергаменте.

– Все в порядке, – заверил его Локк. – Вот сейчас закончим – и домой с деньгами вернемся.

Эшак, Джасмер и Сабета заперлись в парилке. Локк плеснул в ладонь ароматического масла, пригладил себе волосы, нацепил очки, позаимствованные из реквизита, и встал к дверям. Галдо жевал пирожное и придирчиво изучал винные бутылки.