— У моего приятеля Нима есть дом неподалеку от мыса Монток, это примерно в часе езды отсюда, — сказала я. — Мы можем сесть на поезд и добраться туда, там есть станция. Думаю, надо отправить ему сообщение о том, что мы едем, и — в путь. Ехать сразу на Манхэттен слишком опасно.

В центре города, в лабиринте улиц с односторонним движением так легко попасть в западню. После всех испытаний, которые выпали на нашу долю, оказаться запертыми подобно пешкам было бы преступлением.

— У меня есть идея, — сказала Лили. — Почему бы мне одной не отправиться к Мордехаю? Он никогда не отходит далеко от ювелирного квартала, а это неподалеку отсюда. Он наверняка торчит в книжной лавке, где ты с ним когда-то встретилась, или в одном из ближайших ресторанчиков. Я могу поймать машину и привезти его на остров. Мы возьмем с собой фигуры, которые хранятся у него, а я позвоню вам на мыс Монток, чтобы сообщить, когда мы приедем.

— У Нима нет телефона, — сказала я ей. — С ним можно связаться, только оставив сообщение. Надеюсь, он их читает, иначе мы только зря съездим.

— Тогда давай договоримся о времени встречи, — предложила Лили. — Как вам девять часов вечера? У меня будет время отыскать Мордехая, рассказать ему о наших выходках и моих новых успехах в шахматах… И вообще, все-таки он мой дед. Я не видела его много месяцев.

Согласившись с этим вроде бы приемлемым планом, я позвонила Ниму на компьютер и сообщила, что прибываю на поезде через час. Мы бросили наши бокалы недопитыми и пешком отправились на станцию: Лили — чтобы отправиться на Манхэттен искать Мордехая, а мы с Солариным — в другую сторону.

Поезд Лили подошел раньше, около двух часов. Она села на него, зажав Кариоку под мышкой, и сказала:

— Если что-то произойдет до девяти часов, я оставлю сообщение на компьютере, номер которого ты мне дала.

Нам с Солариным ничего не оставалось, как изучать расписание. Железная дорога Лонг-Айленда традиционно развешивала их повсюду. Я села на зеленую скамью, наблюдая, как толпы пассажиров снуют по платформе. Соларин поставил сумки и сел рядом со мной.

Он разочарованно вздохнул, глядя на пустой путь.

— Прямо Сибирь. Я думал, люди на Западе пунктуальны и поезда всегда приходят вовремя.

Он вскочил на ноги и принялся метаться по платформе, как зверь по клетке. Я не могла смотреть на него, схватила сумку с фигурами, повесила ее на плечо и тоже встала. Как раз в этот момент объявили наш поезд.

Хотя от Кугу до Монтока было всего сорок пять миль, поездка заняла у нас больше часа. Прошло около двух часов с тех пор, как мы добрались до станции. Столько же прошло с того времени, как я отправила Ниму сообщение из бара. И все же я не ожидала, что увижу его. Насколько я его знала, он вполне мог читать сообщения не чаще раза в месяц.

Поэтому я была удивлена, когда, сойдя с поезда, увидела долговязую фигуру Нима, который шел по шпалам нам навстречу. Его медно-рыжие волосы развевались на ветру, длинный шарф колыхался при каждом шаге. Увидев меня, он заулыбался как сумасшедший, замахал руками и перешел на бег, расталкивая пассажиров, которые в страхе расступались перед ним, чтобы избежать столкновения. Когда он подбежал, то сразу заключил меня в объятия и спрятал лицо у меня в волосах. Он так сильно прижимал меня к себе, что я чуть не задохнулась. Ним поднял меня и закружил, затем поставил и отошел немного в сторону, чтобы как следует рассмотреть.

— Господи боже мой! — шептал он срывающимся голосом и тряс головой. — Я был уверен, что вы погибли. Я не спал

ни минуты с тех пор, как узнал, что ты бежала из Алжира. После шторма мы потеряли ваш след! — Ним не мог оторвать от меня глаз. — Я думал, что убил тебя, отправив…

— Да уж, иметь тебя в наставниках не очень-то полезно для здоровья, — согласилась я.

По-прежнему сияя улыбкой, Ним хотел было снова обнять меня, но вдруг окаменел. Он медленно отпустил меня, и я взглянула в его лицо. Он смотрел куда-то за мое плечо с выражением недоверия и изумления на лице. А может быть, это был страх…

Быстро оглянувшись, я увидела, что Соларин, нагруженный нашими сумками, спускается на платформу. Он посмотрел в нашу сторону, и его лицо превратилось в ледяную маску, которую я помнила с нашей первой встречи в шахматном клубе. Он уставился на Нима, его бездонные зеленые глаза заблестели в лучах низкого солнца. Я быстро обернулась к Ниму, чтобы все объяснить, но его губы шевелились, и он не сводил глаз с Соларина, как будто тот был призраком или чудовищем.

— Саша? — хрипло прошептал Ним. — Саша…

Я снова повернулась к Соларину. Он замер на ступенях, пассажиры за его спиной нетерпеливо напирали. Его глаза были полны слез — они катились по щекам, лицо его искривилось.

— Слава! — закричал он срывающимся голосом.

Бросив сумки на землю и раскинув руки для объятий, Соларин бросился навстречу Ниму так порывисто, что чуть не уронил его. Я поспешно кинулась подбирать сумку с фигурами, которую он бросил на землю. Когда я вернулся, они все еще плакали от счастья, Ним сжимал в ладонях голову Соларина. Ним то отстранялся от него, чтобы как следует рассмотреть, то снова обнимал. Я не могла прийти в себя от изумления. Пассажиры обтекали нас, равнодушно не обращая на трогательную сцену никакого внимания, как могут только ньюйоркцы.

— Саша, — бормотал Ним, снова и снова обнимая Соларина. Тот спрятал лицо на плече Нима, глаза его были закрыты,

слезы струились по щекам. Одной рукой он сжимал плечо Нима, словно боялся, что не устоит на ногах. Я не могла поверить своим глазам.

Ушли последние пассажиры, и я отправилась за нашими сумками, которые валялись на земле.

— Давай я возьму их, — произнес Ним, шмыгая носом.

Когда я оглянулась, он шел ко мне, одой рукой крепко обнимая Соларина за плечи, словно боялся, что тот исчезнет. Глаза его были красны.

— Похоже, вы двое раньше уже встречались, — обиженно сказала я, удивляясь, что никто из них ни разу не упомянул об этом.

— Двадцать лет назад, — ответил Ним, все еще улыбаясь Соларину, когда они наклонились, чтобы взять сумки. Затем он посмотрел на меня своими странными разноцветными глазами. — Милая, я до сих пор не верю счастью, которое ты мне подарила. Саша — мой брат.

«Морган» Нима был слишком тесен даже для нас троих, не говоря уже о багаже. Соларин сел на сумку с фигурами, я устроилась у него на коленях, остальной багаж мы распихали куда попало. Пока мы ехали от станции до дома, Ним все не мог отвести от Соларина глаз.

Странно было видеть, как эти двое, обычно такие хладнокровные и уверенные в себе, вдруг так расчувствовались. Сила переполнявших их эмоций была так велика, что мне казалось, будто сам воздух вокруг них звенит от напряжения. Похоже, чувства братьев были такими же загадочными и глубокими, как русская душа, и принадлежали только им одним. Машина ехала по дороге, и под деревянной обшивкой пола свистел ветер. Долгое время мы все молчали. Потом Ним наклонился и потрепал меня по коленке, которой я едва не задевала рычаг переключения передач.