Передышка

Мой последний полный год в качестве министра, 2010-й, оказался, пожалуй, самым сложным – из-за множества фронтов, на которых приходилось сражаться. И единственным, что меня ободряло и помогало работать дальше, была возможность сбегать из Пентагона и посещать войска. В работе министра обороны в годы войны вообще мало веселья, но порой случались забавные моменты.

В мае я прилетел вертолетом на авиабазу Эглин во Флориде, и тут на открытую площадку высыпала пара сотен изнуренных, очевидно голодных молодых мужчин, проходивших подготовку армейских рейнджеров: они безвылазно торчали в глухом лесу, но вышли оттуда, чтобы послушать меня. Один из моих ключевых сотрудников, Райан Маккарти, дослужился до капитана рейнджеров; он предупредил меня, что эти парни не ели и не спали несколько дней, что они грязны до невероятия и мало что соображают. Райан сказал, что потом они не вспомнят ни меня лично, ни моего визита, но, по его словам, если предложить им замороженные батончики сникерс, этого они точно не забудут. Он добавил, что надо заставить солдат есть, пока я говорю, потому что иначе инструкторы отберут у них шоколадки, стоит только мне уехать. Никогда не забуду выражение лиц этих парней, когда мы вытащили из вертолета холодильники, полные сникерсов, и пригласили всех угощаться. И месяцы спустя мне приходили письма от родителей и друзей тех солдат, потрясенных моим визитом.

В августе я побывал в лагере новобранцев морской пехоты в Сан-Диего, посмотрел, как обучают и тренируют новичков, и пообщался с несколькими сотнями новоиспеченных рядовых на выпускной церемонии. Меня поразило, сколько родителей присутствовало на мероприятии. Затем я посетил Центр подготовки сил специальных операций ВМС в Сан-Диего, где моряков, решивших стать «морскими котиками», подвергают суровым (и жестоким) испытаниям. Из предыдущего потока в 100 человек всего 67 закончили обучение. Пятая неделя тренировок – «адская неделя» – самая тяжелая. Я прибыл в конце этой недели и имел удовольствие сообщить морякам, что все закончилось, что они выжили и могут продолжить обучение. Эти парни, желавшие стать «котиками», выглядели жутко после многих суток без пищи и сна – глаза совершенно пустые, движения заторможенные, ноги подгибаются… Их построили на пляже, они были с ног до головы в песке, все небритые, у кого слюни текут, у кого сопли из носа. Я с гордостью пожал каждую грязную руку. Эти молодые люди, подобно стажерам-рейнджерам и другим в униформе, – лучшее, что создала наша страна. Возможность поблагодарить их лично для меня стала одним из величайших преимуществ должности министра обороны.

Весной 2010 года я начал кампанию выступлений, в ходе которой делился с молодежью в военной форме своими мыслями о том, как им следует воспринимать военную карьеру и какими офицерами они должны стать. Я хотел поведать им о тех задачах, что стоят перед современной армией, о проблемах, внимания к которым со стороны их четырехзвездных командующих и конгресса я добивался. Я начал в апреле с посещения Военно-Воздушной академии в Колорадо-Спрингс, Военно-Морской академии в Аннаполисе и Вест-Пойнта. В каждом учебном заведении я провел почти час в каждой из двух классных комнат, отвечал на вопросы курсантов и гардемаринов и говорил о будущем.

Свою точку зрения в целом я старался донести в лекциях для всего курсантского состава. В каждой академии я вспоминал о выдающихся офицерах конкретного рода войск, обладавших «видением и пониманием, замечавших, что мир вокруг и технологии меняются», осознававших последствия этих изменений и стремившихся вперед, зачастую рискуя карьерой и репутацией, преодолевая «яростное сопротивление» «невероятно закосневших институтов». Я говорил о том, что каждый из этих офицеров действовал по принципу «говорить правду власть имущим» и что они, курсанты, должны быть готовы сделать то же самое. Я также предупредил их: «В большинстве случаев честность и мужество в конечном счете вознаграждались. В идеальном мире именно так всегда и происходит. Но, к сожалению, в реальном мире все по-другому, и я не стану притворяться, будто никакого риска не существует. Вам в какой-то момент наверняка придется подчиняться тупым ослам. Все мы через это проходим. Именно поэтому требуется мужество, чтобы говорить правду. Но отсюда вовсе не следует, что такой осел олицетворяет всю страну. А ведь страну-то мы и защищаем».

Я говорил будущим офицерам в академиях, что поле боя двадцать первого века невероятно сложное и требует от командиров немалой тактической гибкости, ловкости, если угодно, находчивости и воображения; нужны командиры, способные мыслить и действовать творчески и решительно в конфликтах различных видов. Увы, предыдущие шесть десятилетий мы готовились к иным войнам. Но именно эти качества я открыл для себя в Петрэусе, Одиерно, Маккристале, Демпси, Остине, Родригесе, Кьярелли и других своих соратниках. Я призывал молодежь отказаться от узости мышления конкретного рода войск, забыть о традиционной войне и карьеризме, быть вместо этого «принципиальными, творческими и настроенными на реформы», как на поле боя, так и за его пределами.

Постоянно меняющийся мир во всей его полноте, равно как и изворотливость и умение адаптироваться наших противников в предстоящие годы просто-напросто вынудят наш офицерский корпус бросить вызов ортодоксальности традиционного мышления – такова суть послания, которое я постарался донести до курсантов и гардемаринов. Я говорил и курсантам, и генералам, что мы не должны «душить» молодых офицеров и сержантов, возвращающихся с войны. Обстоятельства заставляли их проявлять гибкость, независимость, предприимчивость, брать на себя ответственность. Наше будущее зависит от того, сумеем ли мы сохранить этих людей на воинской службе и сможем ли сделать так, чтобы в мирной жизни их таланты оказались столь же востребованными, как на поле боя. Все это я продолжал говорить до тех пор, пока не покинул свой пост, и прилагал немалые – чертовски немалые! – усилия, чтобы убедиться, что офицеры, рекомендованные мной президенту в качестве командующих нашими вооруженными силами, понимают и разделяют мои взгляды.

В конце очередного выступления я неизменно благодарил будущих молодых офицеров за их службу. А потом – и мой голос всякий раз срывался, не стыжусь признаться, – я прибавлял: «Я несу личную ответственность за всех и каждого из вас, будто вы мои собственные сыновья и дочери. И, посылая вас на смерть, без чего не обойтись, я сделаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить каждого всем необходимым для выполнения задания и благополучного возвращения домой».

Вероятно, мой голос срывался еще и потому, что я знал: по возвращении в Вашингтон мне, как всегда, снова предстоит сосредоточиться на войнах в Ираке и Афганистане. И снова отправлять наших детей навстречу гибели.

Декабрь 2009-го подвел итог третьему году моих сражений с вашингтонской бюрократией. Все началось с выступления президента в Вест-Пойнте: Обама сообщил, что Соединенные Штаты Америки направят дополнительно 30 000 солдат в Афганистан; затем мне, в компании Хиллари и Майка, пришлось два полных дня присутствовать на слушаниях в палате представителей и в сенате по поводу заявления президента. Обама принял непростое решение по Афганистану, сознавая, что политические последствия будут печальными и что вряд ли кто-либо в конгрессе обрадуется новому повороту. Республиканцы во главе с Маккейном выражали недовольство сроками – им не нравилось, что по графику вывод боевых подразделений начнется в июле 2011 года и что полностью наши войска будут выведены из Афганистана к 2014 году. Некоторые демократы осторожно поддерживали Обаму, но большинство однопартийцев президента, наоборот, его критиковали, а кое-кто позволял себе неприкрытую враждебность. На слушаниях антивоенная риторика звучала постоянно, как с трибуны, так и из зала. Комитет палаты представителей по делам вооруженных сил всегда представлялся мне собранием твердолобых либералов, однако любой из входивших в него конгрессменов был просто образцом государственного деятеля по сравнению с членами комитета по международным делам: последние, причем представители обеих партий, не считали нужным проявлять хотя бы элементарную вежливость. Мне подумалось, что в этом комитете собрались едва ли не все главные «клоуны» Капитолийского холма (уж простите за прямоту). Не завидую Хиллари, которой приходится общаться с ними регулярно. На следующий день после слушаний противники войны нашли виновного в том, что президент принял именно то решение, какое принял, и журнал «Нэйшн», к примеру, не стал миндальничать: «Пора увольнять Роберта Гейтса».