— Корисиос, — тихо сказал он. — Эта ночь будет принадлежать тебе и Ванде, но завтра, когда солнце поднимется над горизонтом и осветит виноградные лозы на склонах холмов, ты станешь моим рабом. И останешься им до самой смерти.

Штукатурка, которой украсили потолок, была смешана с мраморной пылью и красной краской. По углам потолок был покрашен в тот оттенок синего, который у меня ассоциировался с Египтом, — такой цвет получается, если медь смешать с песком. Почему-то в тот момент я обращал внимание именно на такие мелочи. Я лежал на спине, обняв Ванду. Она положила голову мне на плечо. Глядя в потолок, я думал о том, что завтра утром вновь потеряю свою возлюбленную, и на этот раз навсегда. Прижавшись друг к другу, мы лежали на огромной кровати. И молчали. Казалось, что мы с Вандой боимся сказать хотя бы слово. Ведь любое, даже ничего не значащее предложение наверняка останется в нашей памяти, а затем, через какое-то время, каждый из нас может неправильно истолковать услышанное в эту последнюю ночь.

Поэтому я, лежа на спине, разглядывал этот проклятый потолок и пытался понять, как именно наносили штукатурку — ее могли сразу смешать с краской или покрасить уже оштукатуренный потолок. Я очень хотел сказать Ванде, как сильно я ее люблю. Но от этого ей и мне наверняка стало бы только хуже. Я закрыл глаза. Эта ночь останется в нашей памяти как последнее воспоминание друг о друге. Ванда зарыдала. Наконец, вытерев слезы, она села на краю кровати и взглянула на меня.

— Корисиос, — сказала Ванда. Ее губы дрожали. — Я хочу от тебя ребенка. Пусть он родится свободным человеком. Мой любимый друид, когда наш ребенок появится на свет, частичка тебя всегда будет рядом со мной. И она будет свободной.

Незадолго до рассвета я наконец понял, почему Кретос решил позволить мне провести эту последнюю ночь с Вандой. Он надеялся, что утром мне будет еще труднее расставаться со своей возлюбленной. Кретос хотел разбить мне сердце. Я должен был запомнить эту ночь на всю оставшуюся жизнь. Сидя на балконе рядом с Вандой, я смотрел на солнце, поднимавшееся над горизонтом. Его первые лучи уже окрасили мозаику на полу в красноватый цвет. Нет, я не плакал. Ненависть к Кретосу придавала мне силы. Я надеялся, что именно благодаря этому чувству я смогу вынести любые испытания. Но в то же время я радовался, хоть и прекрасно понимал: мой новый хозяин способен в любой момент уничтожить меня. Я радовался потому, что Кретос больше не мог навредить Ванде. Ей и нашему ребенку, который должен был родиться через девять месяцев.

Услышав приближающиеся к двери шаги, мы обнялись в последний раз.

— Мы с тобой обязательно увидимся вновь, — прошептала Ванда.

— Неужели ты обрела дар ясновидения? — спросил я грустно.

— Корисиос, что бы ни случилось, мы с тобой непременно будем вместе, — сказала она уверенно. Ванда взяла мою руку и прижала ладонь к своему животу. — Я всем буду говорить, что он — сын друида Корисиоса. Кельта из племени рауриков.

— А если у тебя родится девочка? — я не смог сдержать улыбку.

— Нет, Корисиос. Когда мы с тобой увидимся, ты поймешь, что я не ошиблась!

Ванда отвернулась и отошла в сторону. Она не хотела, чтобы Кретос наслаждался и потирал от удовольствия руки, видя, как трудно нам расставаться друг с другом. Когда вооруженные рабы купца открыли дверь, Ванда стояла на балконе. Они окружили меня, а затем в спальню вошел Кретос. Не сказав ни слова, он бросил на пол к моим ногам коричневую тунику.

Всего лишь через несколько часов я сидел вместе с другими рабами на грохочущей телеге, запряженной волами. Я не мог поверить, что все это происходит со мной на самом деле. Наконец я оказался в Массилии. Я сидел за столом вместе с влиятельнейшими жителями города и ел великолепные блюда. Но раньше, мечтая об этих мгновениях, я почему-то не замечал, что на самом деле был рабом, а не хозяином роскошной виллы. Рабом Кретоса. Мне кажется, что так жестоко с человеком могут поступить только боги.

Мой хозяин решил, что я должен жить и работать в порту. Кретос сделал меня ответственным за ведение всей документации. Я должен был улаживать проблемы с таможней, оформлять самые разнообразные бумаги, готовить отправку и обеспечивать быструю разгрузку, а также вести учет всех товаров, которые каждый день поставлялись на склад или продавались.

Я спал в огромном сыром помещении вместе с несколькими дюжинами рабов-грузчиков. Там стоял отвратительный запах рыбы, мочи и гнили. Когда начинался дождь, вода просачивалась сквозь дырявую крышу и капала на наши вонючие покрывала, при помощи которых мы пытались хоть как-то спастись от холода. Многие — в основном те, кто довольно долго работал на складах Кретоса в порту — страдали от сильного кашля. Рабы постоянно болели, ежемесячно несколько человек умирали. Каждый день я надеялся получить хоть какую-то весточку от Ванды или от Базилуса. Но постепенно у меня создавалось такое впечатление, будто мы находились на разных берегах Средиземного моря — они не приходили навестить меня и даже не передали ни одного письма. Я начал обвинять во всех своих несчастьях богов. Почему все эти испытания выпали на мою долю? За что бессмертные боги помогли Кретосу стать богатым и уважаемым купцом, одним из самых влиятельных жителей Массилии? Почему они так жестоко распорядились моей судьбой и сделали меня рабом этой жирной крысы?

Каждый день я тщательно записывал все доходы и расходы. Состояние Кретоса росло буквально на моих глазах. Оно могло увеличиться в несколько раз всего лишь за одну ночь! Это делало мое существование невыносимым. С каждым днем я все отчетливее осознавал, какую огромную ошибку совершил, приняв решение пойти против Кретоса. Впрочем, что значит «против него»? На самом деле я боролся за свободу Ванды. Германской рабыни. Почему я остался глух к словам дядюшки Кельтилла? Ведь он не раз предупреждал меня, что германские рабыни могут с легкостью обвести своего хозяина вокруг пальца и со временем заставить его выполнять все свои желания. Скорее всего, она жила вместе с Базилусом в доме, принадлежащем Милону. Теперь Ванда была вольноотпущенницей. Я даже думал о том, что Милон может удочерить ее и сделать гражданкой Рима! Возможно, Ванда отправится в Рим, выйдет там замуж за какого-нибудь толстосума и родит ему целую когорту маленьких патрициев?! А я буду до конца своих дней гнить в этом зловонном складе, кишащем крысами!

Как-то утром я спросил у надсмотрщика, следившего за рабами, можно ли мне завести собаку. Хотя бы собаку. Тот покачал головой и ответил:

— Кретос дал мне указание не делать тебе никаких поблажек.

Я не стал настаивать и спорить с ним. Ведь надсмотрщик сам был рабом и не имел права принимать самостоятельные решения.

Однажды дождливым днем я наблюдал за грузчиками, которые спускались и поднимались по трапам, перенося товары на один из кораблей Кретоса. Они почти закончили свою работу, когда я узнал от капитана, что он должен принять на борт пассажиров, которые немного опаздывали.

Я заметил их издалека — мужчину крепкого телосложения и молодую женщину. Оба были одеты в накидки из коричневой шерстяной ткани с большими капюшонами, закрывавшими лица. Я сразу же обратил внимание на то, что они стараются не смотреть в мою сторону. Лишь на несколько мгновений я встретился взглядом с женщиной. Она натянула капюшон на лицо и туго завязала его под подбородком. Это была Ванда. Проходя мимо меня, она тихо прошептала мое имя. Она попыталась сказать что-то еще, но не смогла — я услышал только рыдания. Мне показалось, что она с испугом посмотрела на своего спутника. Базилус! Тогда, в доме Кретоса, он заявил, что хочет отправиться в Рим и участвовать в состязаниях. Мой друг решил стать знаменитым возницей, чтобы однажды вернуться в Массилию и выкупить меня из рабства.