Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А чего в нем доброго? Садись, Тед.
– Благодарю вас, сэр. – Лазарус опустился в кресло. – Ничего доброго, вы сказали?
– Что? – Старик посмотрел на него так, словно только что увидел. – Тед, как по-твоему, я в хорошей физической форме?
– Безусловно.
– Я способен взять ружье на плечо и прошагать в день двадцать миль?
– По-моему, да. – (Не сомневаюсь в этом, Дедуля.)
– То же самое я сказал умнику на призывном пункте. А он ответил, что я, с его точки зрения, слишком стар! – Казалось, Айра Джонсон готов был заплакать. – Я спросил его, с каких это пор сорок пять лет уже старость. А он велел мне убираться и не задерживать очередь. Я сказал, что один могу вздуть его и еще трех мужиков. И тогда меня выставили. Тед, меня выставили! – И Дедуля закрыл свое лицо ладонями. Потом опустил руки и пробормотал: – А я носил армейскую синюю форму еще до того, как этот наглый выскочка научился ходить на горшок.
– Мне очень жаль, сэр.
– Я сам виноват: взял с собой свидетельство об увольнении… и забыл, что в нем проставлена дата моего рождения. Как по-твоему, Тед, если я выкрашу волосы и поеду в Сент-Луис или Джоплин, меня возьмут? Как ты считаешь?
– Вероятно. – (Я знаю, что у тебя ничего не получилось, Дедуля. Но, по-моему, ты ухитрился попасть во внутренние войска. Но я не могу сказать тебе этого.)
– Я так и сделаю! Но увольнительную оставлю дома.
– Значит, я могу отвезти вас домой? Моя жестянка стоит у клуба.
– Да, думаю, я вернусь домой… на какое-то время.
– А не заглянуть ли нам в «Пасео» и не пропустить по рюмочке?
– Неплохая идея. А это тебя не разорит?
– Вовсе нет.
Лазарус вел машину и помалкивал. Заметив, что старик успокоился, он развернулся, проехал немного на восток от 31-й улицы и остановился.
– Мистер Джонсон, можно я скажу вам кое-что?
– Что? Говори.
– Если вас не возьмут, даже с выкрашенными волосами, советую вам не слишком расстраиваться. Потому что вся эта война – ужасная ошибка.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что сказал. – (Что я могу ему сказать? Чему он поверит? Я не могу совсем ничего не говорить – это же Дедуля, научивший меня стрельбе и еще тысяче разных вещей. Но чему он поверит?) – Эта война никому не принесет пользы; после нее станет еще хуже.
Дедуля посмотрел на него, сдвинув клочковатые брови.
– Тед, ты что, симпатизируешь Германии?
– Нет.
– Может, ты пацифист? А что – может быть, ведь ты никогда не говорил о войне.
– Нет, я не пацифист. И не симпатизирую Германии. Но если мы выиграем эту войну…
– Ты хочешь сказать, когда мы выиграем эту войну!
– Хорошо: когда мы выиграем эту войну, окажется, что на самом деле мы ее проиграли. Мы потеряем все, за что, как мы думали, боролись.
Мистер Джонсон резко изменил тактику.
– Когда ты идешь в армию?
Лазарус помедлил.
– У меня еще есть парочка неотложных дел.
– Я знал, что вы ответите мне именно так, мистер Бронсон. До свидания.
Дедуля повозился с дверной ручкой, ругнулся и вылез из автомобиля.
– Дедуля! То есть я хотел сказать, мистер Джонсон. Позвольте я все-таки довезу вас домой. Пожалуйста!
Дед покосился на Лазаруса через плечо и проговорил:
– Не на твоей жестянке, трусливый засранец. – И быстро зашагал по улице к ближайшей остановке.
Лазарус подождал, пока мистер Джонсон подымется в трамвай, и поехал следом, не желая признать, что отношения с дедом безнадежно испорчены. Он увидел, как старик вышел из трамвая, и уже собрался догнать его и попытаться заговорить снова.
Но что он скажет? Он понимал чувства Дедули, понятно было, почему он так думает. К тому же Лазарус наговорил столько лишнего, что никакой разговор не поможет. И он медленно поехал вдоль 31-й улицы. На Индиана-авеню остановился, купил у газетчика «Звезду», зашел в аптеку, сел возле фонтанчика с содовой, заказал вишневый фосфат и развернул газету.
Но читать не стал, а просто задумался, уставившись в газетный лист. Продавец содовой вытер мраморный прилавок перед ним и выжидательно замер. Лазарус заказал еще один фосфат. Когда это повторилось еще раз, Лазарус попросил разрешения воспользоваться телефоном.
– «Хоум» или Белла?
– «Хоум».
– За сигарным прилавком. Заплатить можно мне.
– Брайан? Это мистер Бронсон. Могу ли я поговорить с твоей матерью?
– Сейчас посмотрю.
Ему ответил голос деда:
– Мистер Бронсон, я удивлен вашей навязчивостью. Чего вы хотите?
– Мистер Джонсон, я могу поговорить с миссис Смит?..
– Нет, не можете.
– …потому что она была очень добра ко мне, я хочу поблагодарить ее и попрощаться.
– Минуточку… – Лазарус услышал, как дед проговорил: – Джордж, уйди отсюда. Брайан, возьми с собой Вуди, закрой дверь и пригляди, чтобы ее не открыли. – Затем голос мистера Джонсона сделался ближе: – Вы слушаете?
– Да, сэр.
– Тогда слушайте внимательно и не перебивайте; повторять я ничего не буду.
– Да, сэр.
– Моя дочь не будет разговаривать с вами ни теперь, ни впредь…
– Она знает, что я звоню? – торопливо спросил Лазарус.
– Заткнитесь! Конечно, знает и сама попросила меня сообщить вам то, что вы только что слышали. Иначе я бы просто не стал разговаривать с вами. Но я хочу добавить кое-что от себя – и не перебивайте! Моя дочь – респектабельная женщина, муж ее откликнулся на зов своей страны. Поэтому не отирайтесь возле нее. Не приходите сюда, иначе я встречу вас с дробовиком. Не звоните. Не ходите в ее церковь. Возможно, вы полагаете, что я не смогу вам этого запретить. Напоминаю: это Канзас-Сити. Здесь за две сломанные руки платят двадцать пять долларов, а за пятьдесят вас без колебаний убьют. Но за полный набор – это когда сперва руки переломают, а потом убьют – полагается скидка. Если вы будете настаивать, учтите: я могу позволить себе потратить шестьдесят два доллара и пятьдесят центов. Вы меня поняли?
– Да.
– А теперь уматывай да побыстрее!
– Подождите! Мистер Джонсон, не верится мне, что вы станете кого-то нанимать, чтобы убить человека…
– Вам лучше не проверять этого.
– …полагаю, вы вполне способны управиться с делом самостоятельно.
Наступила пауза. Затем старик хмыкнул:
– Возможно, вы и правы, – и повесил трубку.