Я постарался сохранить спокойствие:

— Ну и как там Венди?

Неожиданно мы снова начали ладить. Появившись в тот вечер дома, я получил поцелуй и предложение очень сухого мартини. (Предложение я принял.) Она спросила меня, как прошел день, и очень сокрушалась, когда я рассказал ей о Джеке. Она вроде бы осталась довольна моим сообщением о возможном полноправном партнерстве и с воодушевлением рассказывала о диване, который обнаружила в одном из магазинов и который якобы когда-то стоял в кабинете Ральфа Альдо Эмерсона.[14]Она сделала мне омлет с травами и открыла бутылку Пино нуар, очень приличного вина из Напы. Мы обсудили положительные и отрицательные качества Фионы, нашей няни из Корка (кстати, тоже легальной), которая была очень привязана к обоим мальчикам, но не отличалась личной чистоплотностью. Мы посмеялись над Адамом, который сказал Фионе, что, когда вырастет, станет пожарной машиной. Отправились спать. Мы занялись любовью впервые за сто пятьдесят шесть дней. Без особой страсти, заметьте. Цивилизованно. Все в этот вечер было цивилизованно. Настолько цивилизованно, что я так и не спросил ее насчет «ленча» с Венди.

Ночь удалось проспать спокойно (чудо из чудес). Встав утром, она меня поцеловала. Предложила сделать французские тосты на завтрак (я отказался, сославшись на большое содержание углеводов). Цивилизованный разговор за мюсли и свежими манго. Приятное утреннее времяпровождение с мальчиками. Напоминание о наших планах на выходные. (Хочу сходить в кино в Гринвиче… Вечеринка у Хартли начинается в семь. Фиона придет, чтобы посидеть с детьми… Было бы неплохо сводить мальчиков в воскресенье в «Таинственный порт»… В «Нова Скотия» большие скидки на семгу, думаю, она прекрасно пойдет под то фантастическое белое вино из Новой Зеландии, которое я открыла..) Поцелуй в губы, когда я выходил из дому.

Я должен был почувствовать облегчение: после долгих месяцев домашних заморозков наконец наступила оттепель. И видит Бог, как мне хотелось, чтобы Бет вдруг решила, что враждебность между нами — зло и что я стою того, чтобы ей нравиться.

Но. Но. Но. Я знал, что этот резкий поворот не случаен. Что дело вовсе не во внезапном решении Бет спасти наш брак. Я знал…

— Что-нибудь на сегодня намечается? — спросил я, перед тем как выйти из дому.

Она на долю секунды отвела глаза. Вот теперь я знал уже наверняка.

— Может быть, я смотаюсь в «Колониальный сарай», — сказала она, имея в виду антикварный магазин в Уэстпорте, хозяин которого, весьма вероятно, считал Бет главным источником своих доходов. — У Стива есть сейчас этот диван, о котором я тебе рассказывала. Но на него много покупателей, ведь он из кабинета Эмерсона и все такое, так что он может держать его для меня только до вечера сегодняшнего дня.

— Сколько? — спросил я.

Она снова отвела глаза:

— Тысяча четыреста пятьдесят.

— Покупай, — предложил я.

— Дорогой… — ласково сказала она и коснулась губами моих губ. — Ты такой добрый.

Я был настолько добрым, что, как только добрался до офиса, тут же позвонил в справочную службу Уэстпорта, Коннектикут, и узнал номер телефона этого антикварного сарая. Позвонил, но попал на автоответчик, который сообщил мне, что звонить стоит после того, как магазин откроется, в десять часов. Прошел час, я пытался сосредоточиться на работе, а именно: на претензиях недовольной приемной дочери крупного держателя акций, у которого прошлой осенью случился обширный инфаркт, когда акции Ар-си-эй рекордно низко упали.

…в связи с тем, что указания покойного относительно долей наследства, причитающегося наследникам, не дают возможности выплатить эти деньги названным родственникам…

Я отшвырнул документ в сторону. $315 000 в год за то, чтобы читать подобную ахинею. Я прошел к шкафу, где хранились напитки. («Всегда держи немного алкоголя в офисе, — однажды сказал мне Джек, — на случай, если нужно будет успокоить клиента, узнавшего плохие новости».) Я вытащил бутылку «Блэк Буш», налил себе виски на три пальца и выпил. Затем отправился в свою ванную комнату, тщательно вымыл стакан, почистил зубы и прополоскал рот «листерином». Запах алкоголя в десять часов утра не согласуется с нынешней трезвой корпоративной культурой. И когда виски подействовал, (через девяносто секунд), настало время звонить в Уэстпорт.

— «Колониальный сарай», утро доброе. Стив у телефона.

Выговор явственно выдавал выпускника средней школы Новой Англии с примесью Файер Айленд. Я понизил голос на октаву или две и принялся растягивать гласные на манер англичан:

— Доброе утро. Возможно, вы могли бы мне помочь.

— Я постараюсь.

— Дело в том, что я пытаюсь разыскать диван для своего кабинета. Что-нибудь середины девятнадцатого века, предпочтительно американский или викторианский.

— Ну, вам здорово повезло. Я как раз приобрел совершенно фантастический диван. Сделан вручную в Бостоне в тысяча восемьсот пятьдесят третьем году. Сплошной тик, резные ножки. Оригинальная обивка, совершенно великолепный бледный цветочный рисунок.

— Звучит замечательно…

— Но вы еще самого главного не слышали. Это исторический диван. Потому что у меня есть документальное подтверждение, что он когда-то принадлежал Ральфу Эмерсону.

— Тому самому Ральфу Эмерсону? Трансцендентализм и все прочее?

— Тому самому, сэр. Более того, этот диван стоял в его кабинете в доме в Конкорде.

— Надо же, — восхитился я. — Здорово!

— Настоящий коллекционный предмет, сэр. И, если позволите, очень серьезное капиталовложение.

— О какой примерно стоимости идет речь?

— Две тысячи двести, сэр. Но я должен предупредить вас, что одна моя самая лучшая клиентка проявила интерес к этому дивану…

За тысячу четыреста, во всяком случае, так она сказала. Кто же из них лжет?

— Вы хотите сказать, что вы его придерживаете? — спросил я.

— Ну… не совсем. Но она очень заинтересована. И она — серьезный коллекционер.

— Значит, если я сегодня не появлюсь, диван будет продан?

Пауза, этот засранец быстро что-то подсчитывал.

— Ну… не думаю, что она появится сегодня. Вернее, я уверен в этом… потому что она сказала мне, что не сможет приехать в Уэсстпорт раньше следующей среды.

Бинго. Я почувствовал, как виски в моем желудке сделало сальто.

— Так что, — продолжил маленький говнюк, — если вы приедете до этого времени и согласитесь заплатить больше, чем предлагает она… скажем, две тысячи триста, я думаю, что продам его вам.

— Я подумаю.

Я повесил трубку. И позвонил Эстелл, чтобы попросить ни с кем меня не соединять. И снова пошел за бутылкой. Выпил еще на палец виски, за которым последовали «листерин» и «маалокс».