– Что случилось? – спросила Альбия, недоумённо вскинув брови.

Кальпурния с торжественным видом протянула ладонь, на которой лежал маленький плоский футляр с золотым тиснением.

– Возьми и посмотри. Служение Весте не отнимает у тебя права оставаться женщиной, и если так, то это тебе непременно понравится.

Раскрыв футляр, Альбия даже вскрикнула от восхищения. И вправду, трудно было хранить безразличие перед таким великолепием: перед ней сверкали вправленные в золото камеи из горного хрусталя, сверкающего и прозрачного, точно слеза. Альбия поворачивала футляр то вправо, то влево, благодаря чему и ожерелье, и серьги вспыхивали ослепительным светом. В полном упоении девушка любовалась ими. Только когда захлестнувшая её волна восторга мало-помалу улеглась, она разглядела то, что изобразила на камне искусная рука мастера. Тонкими линиями вывел резец фигурку купающейся Леды и прекрасного лебедя, в которого превратился влюблённый в неё Зевс. Каждая камея отражала какую-то часть из мифа, так что в определённой последовательности они составляли единое целое.

– Изумительная вещь! – с этими словами Альбия закрыла коробочку и протянула её обратно, но Кальпурния спрятала руки.

– Глупая, неужели не понимаешь, что это тебе, – с улыбкой сказала она.

– Мне? – удивилась Альбия, глядя то на Кальпурнию, то на футляр.

– Подарок. Догадываешься, от кого?

– Марк... – прошептала весталка.

– Тебе нравится?

Кальпурния взяла футляр, снова раскрыла его и повернула камни так, что дневной свет, упав на них, заставил их сверкать ещё ярче.

– Не знаю, – так же, шёпотом, ответила Альбия, совершенно сбитая с толку: она раздумывала, принять ей этот чудесный подарок или отказаться от него.

А Кальпурния тем временем достала ожерелье и ловко застегнула его на шее девушки. Отступив от неё на пару шагов, она воскликнула:

– Как же ты хороша!

Охваченная странной дрожью, Альбия хотела снять ожерелье.

– Довольно! – немного резко сказала она. – Я не могу принять этот подарок.

– Конечно, можешь! Марк сам хотел подарить тебе это великолепие, но ты убежала от него. Он беспокоится, не обидел ли тебя...

– Обидел? Помилуй, Кальпурния, о чём ты говоришь?

– Не знаю, да и знать не хочу. Одно знаю точно: на твоём месте я бы не отказывалась от такого прелестного подарка.

– Но я не понимаю, чем заслужила его?

Альбия пальцем провела по резной поверхности камней. «Они ещё помнят тепло ЕГО рук», – промелькнуло у неё в голове.

– Ты удивляешь меня, Альбия, – снова заговорила Кальпурния. – Неужели так преступно принимать подарки от мужчин? Или, может, отказ от такого рода удовольствий предусмотрен как один из пунктов в неписаном кодексе служения Весте? Объясни же мне!

Альбия колебалась. Она то прижимала футляр к груди, то отводила его от себя.

– Ах, Кальпурния, – наконец молвила она, с мольбой взглянув в лицо подруги. – Я не знаю, что мне делать... Сердце моё в смятении, а тело пылает так, точно в нём клокочет Везувий. Я должна как можно скорее возвратиться в Рим – только там, в храме богини, я обрету покой, только там у меня будет время привести в порядок свои мысли и чувства.

– Но почему, Альбия? – ещё сильнее изумилась Кальпурния. – Судьба посылает тебе такое счастье. Почему же ты споришь с ней?

Не дожидаясь ответа, она взяла Альбию за обе руки и проговорила голосом, проникающим в самые глубины девичьей души:

– Как тебе, в твои годы, тебе, красавице, блещущей свежестью и очарованием, – тебе лишиться естественных радостей? Неужели эти губы никогда не узнают вкуса поцелуев? А эти руки... это тело... Да знаешь ли ты, что твоё тело просто создано для любви? О, Альбия, не сопротивляйся, не упорствуй! Не обрекай себя на страдания!

– Уж лучше такие страдания, чем запоздалое раскаяние и месть Весты, – дрогнувшим голосом отозвалась девушка и затем с виноватым видом прибавила: – У меня такое чувство, будто я уже преступила закон, и одна моя нога занесена над пропастью, а другая едва удерживается на краю...

– Поверь мне, милая Альбия, месть Венеры гораздо страшнее той мести, которую ты боишься. Богиня любви щедра и добра к тем, кто её почитает; того же, кто отвергает её дары, она карает жестоко и беспощадно.

Кальпурния заметила, как после её последних слов весталка вздрогнула и побледнела.

– Отчего ты противишься любви? – продолжала она. – Даже боги не смеют противиться ей! За то, чем ты пренебрегаешь, другие женщины денно и нощно благословляли бы Кифериду, вознося на её алтарь обильные жертвоприношения. Одно только то, что тебя полюбил Марк Блоссий, должно казаться тебе счастьем. Если бы ты знала, сколько женщин мечтают о нём...

– Кальпурния, – перебила её Альбия, – ты, правда, думаешь, что он любит меня?

– Я знаю, что это так.

Услышав, с какой уверенностью прозвучал ответ Кальпурнии, весталка смутилась. Но нельзя было не заметить и той радости, которая, подобно вспышке молнии, озарила её зарумянившееся лицо.

Теперь Кальпурния смотрела на неё немного снисходительно – как смотрят на невинные создания женщины, познавшие немалый опыт любви.

– Признайся, ты ведь тоже любишь его?

– Марк такой обаятельный, такой благородный... – пролепетала Альбия, смущаясь ещё больше.

Кальпурния наклонилась к ней с лукавой улыбкой:

– Ты же не это хотела сказать, правда?

Альбии казалось, что Кальпурния нависает над ней, как скала, и так же, как каменная глыба грозит вот-вот обрушиться, неумолимо давит на последние усилия её воли.

– Разве ты не понимаешь?! – вскричала девушка и выпрямилась. – Я не могу, не должна!

– Ты могла бы, если б захотела, – неожиданно резко ответила Кальпурния и, пожав плечами, вышла.

С высоко поднятой головой Альбия сидела неподвижно, точно мраморное изваяние. Невыносимая мука чувствовалась во всех её чертах, эта мука словно отнимала у неё душу. Но в какой-то миг она почувствовала на себе взгляд невидимых глаз. На лице девушки блеснуло выражение робкого восторга: ей снова привиделось присутствие той, которую она ждала.

– О Киприда! Довольно испытаний – я принимаю твой дар, – прошептала Альбия, сквозь слёзы едва различая очертания женской фигуры.

И ей показалось, как прозрачная рука с веткою мирта освободилась из-под золотистого покрова и простёрлась над её головой, благословляя.

С того ясного утра, как бирема пришвартовалась к берегу и гости Кальпурнии разъехались по своим домам, прошло два дня. И всё это время Альбия провела взаперти, лёжа в полумраке кубикула и иногда позволяя себе немного поесть. Любовный недуг, бурные переживания и сомнения сломили её, нарушили её душевное равновесие, заставив разочароваться в крепости той веры, что питала её ум и составляла смысл её жизни.