Так говорят ей чувства, но можно ли доверять чувствам?

— София!

Из темноты донесся голос матери. София со вздохом встала и прошла в спальню матери. Джанет со всклокоченными волосами сидела на кровати.

— Мама, тебе плохо?

— Мне приснился дурной сон.

София скользнула под одеяло, легла рядом с матерью и прижалась к ней.

— Как будто ты ушла от меня.

— Мамочка, я никогда тебя не брошу!

— Скоро ты выйдешь замуж. Скоро, я чувствую, — шептала Джанет, прижимая к себе Софию. — Мне страшно.

— Не надо, мама. Не мучай себя понапрасну. Если я и выйду замуж, ты все равно останешься со мной.

— Правда? — как ребенок переспросила Джанет.

— Конечно, правда!

— А что, если ты сбежишь с этим курьером? Он тебе нравится. Я же вижу.

— Нравится, — признала София.

— Он тебе не подходит, — прошептала Джанет. — От таких людей одни неприятности. Поверь мне. Я-то уж знаю.

— Мама, мы уже сотню раз об этом говорили…

— Сегодня вечером ты была с ним, верно?

София готова была все отрицать, но никогда прежде она не лгала матери. Джанет учила ее, что нет ничего хуже лжи.

— Да. Мама, успокойся. Ничего серьезного между нами нет.

Но Джанет судорожно вцепилась в ее руку.

— Как я могу успокоиться? Пойми же наконец: самое страшное, что может сделать женщина, — это позволить какому-нибудь негодяю погубить ее! Я тоже была молода и воображала, что люблю твоего отца.

— Мама, все это давно в прошлом…

— Да, почти тридцать лет прошло… А потом твой отец меня бросил. Я начала разыскивать его и узнала, что он женат. Все это время он меня обманывал! Когда я наконец встретилась с ним и сказала, что беременна, он ответил: «А мне-то что? Сделай аборт и в моей жизни больше не появляйся!» Представляешь? Потом, когда я узнала, что его убили во Вьетнаме, я даже не заплакала. Родители заявили, что я опозорила семью, и отослали меня к тетке в другой город. И их можно понять. Одного не понимаю — как я могла быть такой дурехой, поверить бессердечному, лживому негодяю?

— Мама, тебе было только семнадцать. Ты еще не знала ни жизни, ни людей. Это совсем другое…

— Может быть. А потом я в одиночку растила тебя. Чтобы выжить, бралась за любую работу. Няня, посудомойка, уборщица — все, что подвернется. У меня была одна задача — вырастить тебя.

Эту печальную историю София слышала, наверно, тысячу раз, но никогда трагедия матери не переставала трогать ее до глубины души. Но самое печальное, что за тридцать лет Джанет так и не сумела избавиться от горечи и обиды. Никогда больше она не подпускала к себе ни одного мужчину.

— Девочка моя! — со слезами на глазах молила мать. — Не давай этому Майку тебя одурачить! Он тебе слишком нравится. Это видно по глазам. Такие же сияющие глаза были и у меня, когда я влюбилась в твоего отца.

Неужели это правда? Ее чувства так легко распознать?

— Не надо, мама. — София нежно обняла мать. — Не бойся. Я всегда буду с тобой, всегда буду о тебе заботиться, как ты заботилась обо мне. Я никогда тебя не брошу. Никогда. А теперь спи.

Прошло несколько минут. По глубокому дыханию матери София поняла, что Джанет заснула. Откинув одеяло, она бесшумно встала с кровати.

Вернувшись к себе в спальню, она набросила халат, подошла к окну в гостиной и отдернула занавеску.

Полная луна заливала пустынную улицу мягким прохладным светом.

Ей вспомнился один случай из школьных лет — горькое воспоминание, даже сейчас вызывающее нестерпимую боль.

Она училась тогда в четвертом классе. Элис Энн Обри, первая школьная красавица, пригласила весь класс к себе на день рождения. София была вне себя от счастья. Вместе с Джанет она отправилась в магазин уцененных товаров за подарком для Элис Энн. Кукла Барби в роскошном платье балерины стоила дорого, но София смотрела на мать такими жалобными глазами, что Джанет вздохнула и купила куклу. По просьбе Софии продавец завернул ее в разноцветную подарочную обертку и перевязал розовой ленточкой. А Джанет перекрасила старое платье Софии, чтобы оно выглядело как новое.

Первый раз в жизни София шла на праздник в богатый дом! Она страшно нервничала — боялась что-нибудь сделать не так и все испортить.

Наконец настал назначенный день. Джанет привезла Софию к дому Обри, располагавшемуся в фешенебельном районе города. Сам дом показался Софии настоящим дворцом — подумать только, бассейн и теннисный корт! Храбро помахав рукой матери, она двинулась по мощеной дорожке к дверям, сердце ее сильно билось: до сих пор Элис Энн ее почти не замечала, но теперь-то, думала София, все изменится.

Замирая от волнения, София нажала на кнопку звонка. Дверь открыла сама именинница в прелестном бело-розовом платье; позади толпились ее подруги. Увидев Софию, Элис Энн презрительно сморщила носик.

— А ты что здесь забыла? — поинтересовалась она.

София протянула подарок.

— Я пришла на день рождения…

— На день рождения, смотри-ка! А кто тебя приглашал?

— Ты, — сглотнув слезы, дрожащим голосом ответила София. — Ты сказала, что приглашаешь весь класс.

— Кроме замарашек.

Это ужасное слово поразило Софию, словно удар ножом в сердце.

— Но я принесла тебе подарок… — растерянно прошептала она.

Элис Энн ударила ее по руке, и кукла отлетела в сторону.

— Тебе здесь делать нечего, — прошипела она. — На кого ты похожа? Тряпичница какая-то!

— Тряпичница, тряпичница! — хором завопили ее подруги.

— И отца у тебя нет, — продолжала злая девчонка. — Он, наверно, как тебя увидел, сразу убежал куда подальше! Уродина несчастная! Тебя даже бешеная собака не укусит — побрезгует!

София бросилась бежать. Слезы струились у нее по щекам, в ушах звучал издевательский хохот Элис Энн и ее подруг. Она вернулась на дорогу и просидела на обочине несколько часов, пока Джанет за ней не вернулась.

Даже сейчас Софии было нестерпимо больно вспоминать о пережитом унижении. В тот день ей стало ясно, что она не такая, как все. Она замарашка. И у нее нет отца.

Именно тогда, сидя на обочине и размазывая по щекам слезы, София дала себе клятву: у ее детей будет отец и никто не посмеет над ними смеяться.

— Вот почему, — сказала ей Джанет в тот же вечер, после того как София выплакалась у нее на плече, — вот почему тебе необходимо выйти замуж за богатого человека, который сможет тебя обеспечить. Тогда никакая Элис Энн не посмеет над тобой смеяться! У тебя у самой будет такой же дом, даже еще лучше, и бассейн, и корт, и все, что захочешь. Тогда ты сама над ними всеми посмеешься. Обещай мне, София!