Оказалось, это копия англоязычной газеты 1836 года. На первой полосе гравюра – древний порт Моха. Мохтар пустился в долгий и извилистый монолог про кофе, Йемен, порт Моху, двойное написание – а Гассану, кстати, как больше нравится, Моха или Мокка? – и как он обнаружил свою связь с этой историей, и как он планирует импортировать кофе, возродить древнее искусство и роль кофе на своей исторической родине. Гассан не знал, что сказать. Мохтара совсем растащило.

– А бизнес-план у тебя есть? – спросил Гассан.

Мохтар предъявил бизнес-план – театрально, как предъявлял газету. Взору Гассана предстала пачка разноцветной бумаги в дюйм толщиной – сногсшибательный гибрид манифеста, исторического экскурса, кладбища идей и проповеди.

– И вот, – сказал Мохтар, ткнув пальцем в страницу с маркированным списком пунктов. Если есть маркированный список пунктов, подразумевал он, есть и бизнес-план, притом отличный.

Гассан посмотрел. Попытался прочесть. В конце концов вдохнул поглубже и сказал:

– Мохтар, давай я скажу честно. Я такого голимого бизнес-плана в жизни не видал.

Однако Гассан видел, что здравое зерно тут есть. Видел, какая страсть пылает в глазах у Мохтара и на этих страницах. Бизнес-план нужно переписать с нуля, но история вроде осмысленная. Название придется поменять. «Монах из Мохи» – это не название, какую орфографию ни выбери. Кто тут монах? Мохтар, что ли, монах? С чего это Мохтар вдруг монах?

– Нет. Не я монах, – сказал Мохтар. – Мужик один, из книжки, которую я… Сотни лет назад был такой монах в порту Моха, и он…

– Забудь. Забудь про монахов, – сказал Гассан. – Никаких монахов. Сосредоточься на кофе. Сосредоточься на бизнесе. Вообще-то, если так подумать, тебе надо сделать выбор. Ты бизнесмен или гражданский активист? Выбери что-то одно, хотя бы для начала.

Страницы у Мохтара пухли от просветительских порывов, романтических рассуждений о межкультурном сотрудничестве, о том, что мир должен узнать красоту Йемена – Йемена без терроризма и беспилотников.

– У тебя тут не общественная организация, – сказал Гассан. – Открой настоящий бизнес – и всё будет. Клиенты узнают Йемен через потребление продукта. А ты тем временем станешь нанимать реальных йеменцев. Сделаешь что-то осязаемое. И заработаешь денег. И не будешь ходить с протянутой рукой. И не нужно привязываться к исламу. Ты не исламским кофе торгуешь. Торгуй йеменским. Займись этим, работай хорошо, а остальное само подтянется.

Гассан ушел со встречи, через несколько дней уехал в Мекку, в хадж, а оттуда в Японию – был сезон цветения сакуры, он обожал цветущие сакуры, – и все это время он раздумывал о Мохтаре и его бизнес-плане.

В кофе Гассан кое-что смыслил. В мир спешелти-кофе его втянуло много лет назад; в Сан-Франциско уклониться от этого почти невозможно, почти невозможно не стать хотя бы дилетантом, как невозможно не научиться пристойно понимать в технологиях и вине. Но в кофейном бизнесе Гассан был просто клиентом – деловая сторона вопроса никогда его не занимала. Более того, за многие годы он успел поуговаривать десяток разных друзей не открывать кофейни. Не только Мохтар приходил к Гассану за бизнес-консультацией, и количество тех, кто хотел открыть кафе, просто пугало.

«Нет», – каждому говорил Гассан.

Они хотели создавать подлинно общественные пространства, зажигать искру нового Просвещения, сводить людей вместе в атмосфере…

«Нет. Нет, нет и нет, – говорил Гассан. – Нет».

Так он и проводил время: уговаривал бывших технарей, в остальном благоразумных и благополучных, не открывать кафе. Добиться от кафе прибыли почти без шансов, объяснял он. А что такое кафе в Сан-Франциско? Высокая рента и низкая маржа. С клиентами проблем не оберешься. Какой-нибудь чувак с клочковатой бороденкой по шесть часов торчит за столиком, лапает свой ноут и тянет одну-единственную чашку кофе, у которой какая маржа – двадцать центов? Не пойдет. Единственный способ заработать на кофе, говорил Гассан всем этим потенциальным рестораторам, – покупать свежие зерна, обжаривать их и продавать: контролировать цепочку поставок, диктовать цены, закупать кофе у источника. Вот там – да, там маржа.

Но заниматься такими вещами никто не хотел.

Никто – до Мохтара. И потому Гассан – прилетев в Саудовскую Аравию, а затем улетев, гуляя под цветущими сакурами в Киото – размышлял о том, что мысль у Мохтара здравая. Гассан знал, что йеменский кофе вроде хорош, но вывезти его из страны непросто. Если в Йемен поедет американский йеменец, он ведь станет естественным мостиком между неприступными горами и местным политическим дурдомом, с одной стороны, и мировым рынком кофейных зерен – с другой?

Много лет прожив в эфемерном мире программного обеспечения, Гассан искал чего-нибудь более трехмерного. Кофе можно понюхать, потрогать, попробовать на вкус. И кофе – товар широкого потребления, ему не страшна никакая рецессия. Не считая бензина, кофе, пожалуй, – самый кризисоустойчивый товар. Топливо для машин, топливо для людей.

– Но ты давай-ка посерьезнее, – сказал Гассан Мохтару в тот день в Миссии. – Пойми хотя бы, о чем речь-то идет.

Мохтар понимал про «Голубую бутылку». В «Голубую бутылку» его водил Джулиано. Название Мохтар слышал годами, «Голубые бутылки» плодились по всему Сан-Франциско. С тех самых пор, когда Мохтар заговорил про свое будущее в кофейном бизнесе, люди советовали ему пойти в «Голубую бутылку», поучиться в «Голубой бутылке», и он планировал так и поступить, но сначала, будучи по натуре исследователем и эрудитом, он копнул глубже и нашел историю еще одной авантюры, еще одного человека, который, рискуя жизнью, привез кофе туда, где кофе еще не бывал.

В 1683 году Османская империя достигла вершины могущества и занимала громадную территорию Восточной и Центральной Европы. Триста тысяч османских турок осадили Вену. Шансов отразить атаку было мало, если не послать гонца в тыл противника и не попросить помощи у польской армии, стоявшей в 287 милях от Вены. Польская армия атаковала бы с тыла, а ве́нцы – в лоб.

Из своих рядов они выбрали молодого поляка по имени Юрий Франц Кульчицкий, который прежде жил в арабских странах и говорил по-арабски и по-турецки. Его переодели в мундир турецкого солдата и послали в ночь через расположение противника. Он добрался до польской армии и передал сообщение. Поляки пришли на помощь Вене, и вместе они сняли османскую осаду. Отступая, турки бросили почти все, что принесли с собой, в том числе двадцать пять тысяч палаток, пять тысяч верблюдов, десять тысяч быков и пятьсот мешков мелких и твердых зеленых зерен.

Поляки решили, что зернами полагается кормить верблюдов, но Кульчицкий знал, что это такое. Кофейные зерна – в арабских странах он видел, как их обжаривают и заваривают. В награду за героизм кофейные зерна отдали Кульчицкому, и он открыл первую кофейню Центральной Европы, которую назвал «Голубая бутылка». Там он стал варить кофе так, как научился в Стамбуле, и ждал успеха. Успех не пришел. Венцы к новому напитку не прониклись. Слишком крепкий, слишком горький. Чтобы смягчить вкус и спасти бизнес, Кульчицкий стал добавлять в кофе ложку сливок и немножко меда. И вот тогда в кофейню повалила толпа. Напиток копировали и распространяли. Кульчицкий изобрел кофе по-венски и привел кофейни в Европу.